Иван Сабило - Пробуждение

— У меня тоже будет…

— Откуда? С этим, мой милый, родиться надо. У него совершенно иная конституция тела, понял?

— Смотри, былинка, а слона ломает! — сказал Поярков и посмотрел на Достанко. А тот молча наблюдал эту сцену, кусая губу, и мысленно перебирал, что потребует Витковская, если выиграет спор. Но ему казалось диким ее предложение. Он и представить себе не мог, чтобы всем известный Шульгин — увалень и соня — отправился на сцену плясать гопак… И тут произошло то, чего он никак не ожидал.

— А что, я, может, и не против. Только возьмут ли? — тихо спросил Шульгин и даже посмотрел Витковской в глаза, даже подвинулся к ней.

— Полная гарантия, — озарилась Витковская. — Наш педагог — Евгения Викентьевна — недавно говорила, что нам нужны парни. Я и сама это знаю. Потому что вы менее постоянны. В начале года парней приходит много, почти столько же, сколько девочек, а к концу не остается и половины — то спортом займутся, то в технические кружки пойдут… И все какие-то малыши кривоногие у нас. А нам нужны высокие.

— Не высокие, наверно, а способные? — обиделся за свой рост Поярков и попытался урезонить Витковскую.

— Способности мы быстро развиваем. Только полюбить надо хореографию, понял? А разве есть в мире искусство более прекрасное, чем танец?!

Глаза Витковской блестели. Розовые подвижные губы то улыбались, то вдруг становились серьезными, и все ее лицо участвовало в разговоре; оно требовало внимания, оно заставляло подчиниться, причем сделать это немедленно.

Шульгин потрогал себя за ухо и спросил:

— Заниматься вместе будем?

— Конечно. Только поначалу тебе трудностей не избежать.

— Когда нужно идти?

— Сегодня и нужно.

— Что брать?

— На первый раз ничего. Посидишь, посмотришь — у нас все новенькие так. А потом, если понравится, я тебе скажу, что нужно. Ты даже сам увидишь… Какой ты умница, Шульгин, что согласился, — сказала она. — Только уж не подводи меня, пожалуйста.

— С чего ты взяла? — удивился Шульгин.

Достанко покачнулся и глубоко вздохнул. Он не верил собственным ушам. Все, что он услышал, показалось ложью, специально придуманной для него. Даже подумал, что Витковская и Шульгин сговорились. Но все же нашел в себе силы махнуть рукой и произнести:

— Ладно, твоя взяла…

— Да погоди ты, Коля. Меня прошлые разговоры меньше всего интересуют, — отвечала счастливая Витковская. — Мне важно другое, как ты этого не понимаешь?

Поярков подсел ближе к Зимичеву и тихо проговорил:

— А ведь наш Николаша в нокдауне. Нужно как-то помогать ему, а я совершенно не знаю, что делать.

— Узнаем, если надо, — безразлично ответил Зимичев и, достав из портфеля книгу, с грохотом опустил ее на парту. — А вообще, Юра, тебе расслабиться надо, уж больно ты нервный в последнее время.

— С чего ты взял?

— По тебе вижу. Раньше ты ходил с фотоаппаратом, а теперь суетишься не по делу… Шульгин — нормальный парень и сам разберется, кто ему нужен.

— Но Достанко наш друг?

— Друг другом, а что он может предложить? Собачью выставку? Кактусы?.

— А ты? — не выдержал Поярков. — Что ты можешь предложить?.

Прозвенел звонок. В класс вошла Маргарита Никаноровна. Была она пожилая и близорукая. Даже от своего стола и сквозь очки не могла прочитать ни строчки на доске. Она преподавала математику, и некоторые из ребят, те, кто «не тянул», часто обманывали ее. Они могли, например, запросто подойти к учительнице, посмотреть в журнал и удивиться:

— А почему у меня нет оценки?

— Разве я тебя вызывала? — спрашивала учительница и виновато смотрела на ученика.

— Как же? На прошлом уроке… Еще сказали, что в последнее время моих знаний заметно прибавилось. Так радостно это было слышать, — меня не так уж часто хвалят.

— Да, да, припоминаю… Но, по-моему, я это говорила не тебе, а кому-то другому?

— Нет же, Маргарита Никаноровна, вы это говорили мне. Сказали «четыре». А я вот смотрю в графу, а «четырех» и нет. Куда же подевались мои «четыре»?

— Ну, может, забыла, голубчик. Сейчас я поставлю. Вот, в какую тут графу, в эту, что ли?

— Ага, спасибо! Люблю справедливость!

К этому уже успели привыкнуть, так что ни в ком из восьмиклассников не возникало ни чувства страха, ни чувства вины. То есть первое время, затаив дыхание, ждали, когда кто-нибудь из авантюристов попадется и будет высечен по всем законам справедливости. Никто не попадался. Авантюры стали будничным делом, и вскоре почти весь класс мирно созерцал, как совершается очередной обман.

Но манипуляции с отметками проделывали только самые отъявленные нахалы. Люди покультурнее поступали более деликатно. Когда их вызывали отвечать, они просто не выходили к доске. Маргарита Никаноровна работала недавно, замещала уехавшую учительницу. Она еще не знала всех ребят, и вместо вызванного шел кто-нибудь другой. Получал отличную оценку. Эта оценка тут же ставилась в графу того, кому и тройки много. И все, включая учительницу, были счастливы. Особенно она, радуясь прочным знаниям учеников.

Остальные мысленно произносили: «Не наше дело».

Шульгин, наблюдая такие сцены, молча удивлялся, — уж слишком легко можно было обмануть Маргариту Никаноровну. Она, как ребенок, доверяла всем и каждому. Но это не делало благороднее тех, кому она доверяла, не поднимало выше, а лишь вызывало жалость к ней самой.

Вот и сегодня обнаглевший Богданчик подступает к ней, напирая на стол животом, заикается и твердит:

— Да что же это д-делается? Еще п-позавчера имел пя-ать баллов, а сегодня — пустая к-летка? Ну, куда же д-девалась моя пятерка?

— Когда же ты мне отвечал?

— На той неделе, — врал Богданчик. — Полдоски исписал. Вы и п-поставили пятерку.

— А ты не обманываешь меня? — пыталась улыбнуться Маргарита Никаноровна, но уже брала ручку, чтобы поставить злополучную пятерку. При этом рука ее долго искала нужную клетку.

Никому из ребят и в голову не приходило встать на ее защиту, — настоящая коллективная спячка: одному плохо, а все молчат!..

Радостный, ухмыляющийся Богданчик шел по проходу. Он делал большие глаза, разевал рот, и этот его кураж впервые не понравился Шульгину.

Он повернулся к Богданчику и тихо спросил:

— Гол, да?

— Что?

— Я говорю, ты гол забил. Но в свои ворота…

— Тс-с, — нахмурился Богданчик, — а то и по твоим не промахнусь. Нашелся правдолюбец…

— Ребятки, в чем там дело? — вытянула шею Маргарита Никаноровна.

Шульгин уткнулся в тетрадь и вскоре забыл и Богданчика и учительницу. Весь остальной урок он замирал от блаженства и размышлял над предложением Витковской. Он представил себе занятия хореографического ансамбля: такой же зал, как в школе, только еще более светлый, а ребята — все в национальных костюмах, как Витковская и Головко вчера на сцене. И у каждого обязательно шарф… А кто это выглядывает из-за кулис? Да это же сборная баскетболистов готовится исполнять «Танец маленьких лебедей»…