Юрий Стрижевский - Повесть о мужестве

Обратно Николай проходил мимо водонапорной башни. В тени ее на старой трухлявой шпале сидел тот самый мальчишка-беспризорник. В руке он держал небольшой прутик. В конец прутика, угрожающе рыча, вцепился зубами маленький рыжий щенок. Он мотал головой и, упираясь лапами в землю, пытался вырвать его из рук хозяина. Увидев чужого, щенок залился лаем. Николай остановился, присел и похлопал себя по колену. Щенок прижал уши, поджал хвост и, смешно виляя задом, пополз к нему. Вскочивший было беспризорник, увидев, что Николай один, успокоился и принял прежнюю позу.

— Чегой-то они тебя? — спросил Николай, лаская щенка.

— Да вот огурец у одной тетки мне понравился, очень уж нахально он на меня смотрел.

— Ну, а если бы поймали тебя?

— А раньше-то! — ответил мальчишка, состроив лукавую физиономию. — Знаешь что, — попросил он, — дай собаке немного молока. Она ведь еще маленькая. А?

Николай поднял валявшуюся поблизости помятую жестянку, вытряхнул из нее пыль и, наполнив молоком, поставил на землю. Щенок стал жадно пить, фыркая и захлебываясь.

— Ты вот понимаешь, а они разве поймут, — с горечью сказал мальчишка. — Я тут у одной тетки попросил капельку молочка, а она знаешь что мне сказала? «На живодерню вас обоих надо!»

Щенок кончил пить и сидел облизываясь. Чувство жалости и к собачонке и к ее хозяину, понуро ковырявшему концом прутика пыль, охватила Николая. Он взял двумя руками щенка за голову, тот, виляя хвостом, доверчиво заглянул ему в самые глаза.

— Слушай, — вдруг решившись, сказал беспризорник, — возьми собаку, трудно ей со мной. Хоть и скучно будет, — добавил он со вздохом, — да ладно уж…

Николай задумался: и собаку жалко и что еще мама скажет.

— Хорошо, давай! — наконец сказал он.

Мальчишка прижал собачонку к щеке и что-то ласково зашептал ей на ухо. Та извернулась и ловко лизнула хозяина в нос. Мальчишка нахмурился.

— На, бери, — сказал он, протягивая щенка. — Бери! — повторил он сердито, заметив нерешительность Николая. — А я в Нижний на ярмарку подамся. Чего там с собакой делать! Только ты обещай, что не бросишь ее, что хорошо ей у тебя будет. Ладно?

— Обещаю.

Отойдя довольно далеко, Николай оглянулся — беспризорника около водокачки уже не было…

— Мама, мама! Коля с собакой пришел! — закричали в один голос Нинка и Витька.

— С какой собакой! — возмутилась Настасья Семеновна. — У самих еще крыши над головой нету… Сейчас же неси ее обратно!

— Мама, я дал слово, — твердо сказал Николай, глядя в глаза матери.

— Кому… — начала было Настасья Семеновна и осеклась: такого решительного взгляда, такой упрямой складки между бровей у сына она еще не видела. «Да, взрослеет мой Николка», — подумалось ей. — Делай как знаешь, — махнула она рукой. — Я, видно, теперь не хозяйка в доме.

— Ну мама, мамочка, — быстро заговорил Николай, обнимая мать, — ты у нас настоящая хозяйка — добрая, справедливая…

— Отстань, медведь! — отмахнулась она от сына и, обращаясь к младшим, занявшимся собачонкой, сказала: — У вашей бабки муфта такая была — рыжая, лисья.

— Ой! — воскликнула Нинка, захлопав в ладоши. — Мы ее так и будем звать — Муфта! Муфта! Муфта!

Вечером кто-то долго ходил вдоль вагона, стучал молотком по колесам. По соседнему пути, отфыркиваясь, прогремел паровоз. Заснул Николай под дробный перестук колес. На полосатой дорожке около его кровати спала, свернувшись калачиком, вымытая теплой водой Муфта.

Проснулись все четверо от звонкого собачьего лая. Поезд стоял. Кто-то пытался открыть вагонную дверь, но она не поддавалась: ложась спать, Николай привязал ее проволокой.

— Вылезайте, приехали, — сказал этот «кто-то» голосом Франца Павловича.

Отцепить проволоку было делом одной минуты, и ребята, как были, в одних рубашонках, уже висели на шее у отца.

— А если бы я не пришел, вы до Казани спали бы? — шутил Франц Павлович.

К восьми часам подали подводы, и вскоре новоселы подъезжали к дому № 23 на Рабочем поселке. Настасье Семеновне понравилась светлая квартирка из трех комнат. Как-то само собой получилось, что с первого же дня Николай стал хозяином самой маленькой комнаты с окном, выходящим в чащу одичавших кустов малины и крыжовника.

Первая неделя ушла на устройство на новом месте. Николай приладил на кухне полку для посуды, починил сломанные при переезде дверцы буфета, исправил плохо затворявшуюся форточку. Настасья Семеновна вымыла полы, разложила все по местам, и в доме Гастелло воцарился прежний порядок. Устроилась на новоселье и Муфта. Николай смастерил ей будку, похожую на пряничный домик.

Лето было в разгаре. Отцвел жасмин, в воздухе разлился медвяный запах цветущей липы. Виктор и Нина обегали весь парк. По тенистой извилистой дорожке ходили к небольшому зеленому пруду, густо заросшему ряской. Общительная по характеру, Нина быстро нашла себе подружек, а молчаливый, застенчивый Виктор до самой школы вынужден был довольствоваться обществом девочек.

Франц Павлович приходил с работы усталый, но довольный. Ему нравилась налаженная жизнь большого завода. Опытный вагранщик, он сразу нашел свое место и быстро завоевал авторитет у рабочих и начальства.

Вечерами они с сыном ремонтировали дровяной сарай, там он с увлечением рассказывал Николаю о своей новой литейке, о товарищах по работе.

Незаметно подошел сентябрь. Николай с завистью смотрел на братишку с сестренкой, каждое утро отправлявшихся в школу. Ему шел уже восемнадцатый год; в шестой класс идти было поздно, а школы для взрослых в ту пору в Муроме не было.

Последнее время Николай часто задумывался над своей судьбой. «На завод поступить бы неплохо», — думал он, но пока что ни о какой постоянной работе мечтать не приходилось. Таких, как он — ребят без специальности, было много, и все они аккуратно ходили отмечаться на биржу труда. Редко какому-нибудь счастливцу выпадало направление на завод или в депо, остальные же довольствовались временными работами, на которые нет-нет да набирали группы по десять — пятнадцать человек.

Сегодня повезло и Николаю: в кармане у него лежит красный талончик со штампом биржи труда. Он идет по утреннему Мурому в торговый порт разгружать баржу с арбузами. Пройдя мимо собора, Николай пересек базарную площадь, уставленную возами, по зеленому, поросшему травой склону спустился к реке и, шурша крупным речным песком, пошел к причалам.

На пристани около большой, груженной зелеными полосатыми арбузами баржи уже суетился артельщик в чесучовом пиджаке и соломенной шляпе. Критически оглядев Николая, он забрал у него заветный красный талон и спрятал его в свой толстый, под крокодиловую кожу, бумажник.

Работать начали дружно. Расставились цепочкой, и тяжелые, звонкие арбузы, словно мячи, перепрыгивая из рук в руки, один за одним взлетали наверх к дороге, где их уже ожидали подводы.