Юрий Стрижевский - Повесть о мужестве

И вот подошло утро 1 Мая, яркое, солнечное; ни одно облачко не нарушает чистоту горизонта.

Воздух над аэродромом дрожит от гула моторов. Одни самолеты взлетают, другие выруливают на стар, третьи, готовясь к вылету, прогревают моторы.

Пришло время лететь и Гастелло.

«Ну, теперь не сплошать бы», — говорит он, удобнее усаживаясь в пилотское кресло. Взревев всеми четырьмя моторами, самолет начинает разбег.

На место сбора прилетели в точно назначенное время. На дальних подступах к столице пристроились к армаде воздушных кораблей, идущих под водительством первого штурмана страны — Ивана Тимофеевича Спирина Несколько сот воздушных кораблей шли единым монолитным строем. Было это удивительно красивое и впечатляющее зрелище.

Николай внимательно следит за ведущим самолетом — все в порядке, идут они, словно связанные невидимой ниткой; он бросает взгляд за борт — далеко еле различимой черточкой сверкает канал Москва-Волга.

«Вон Хлебниково, там мои старики живут», — хочет он сказать Орлову, но молчит, не решаясь отвлечь его в такой ответственный момент. А под крылом уже зеленеет поле Центрального аэродрома. Давно-давно маленький Николка в первый раз в жизни увидел здесь «живого» летчика.

Улица Горького. Сегодня она до краев заполнена демонстрантами. Сейчас все эти тысячи и тысячи людей идут подняв головы, любуясь огромной, растянувшейся больше чем на десять километров армадой воздушных кораблей; и один из них ведет он — Николай Гастелло.

Из-под крыла уходит кирпичная громада Исторического музея — они над главной площадью страны. Сколько воспоминаний вызывает у Николая эта площадь.

Он отчетливо представил себе далекое майское утро, когда они с дядей Петей пришли сюда и он увидел Ленина на том самом месте, где стоит сейчас Мавзолей. Вот и Красная площадь позади, внизу широкими трубами дымит МОГЭС. Не меняя курса самолеты снова идут на Воронеж.

Вечером в воронежском ДКА был устроен банкет для летчиков бригады. Шутили, смеялись, обменивались впечатлениями, произносили тосты. Одним из последних, с бокалом, поднялся Николай.

— За всю нашу дружную, многонациональную семью летчиков, за наших жен и матерей, которые с тревогой смотрят в небо, когда мы улетаем. За советский народ, давший нам крылья, за партию, доверившую нам, простым рабочим парням, штурвалы воздушных кораблей, — сказал он.

18 июля 1936 года радиостанция в Сеуте передала в эфир заранее согласованный сигнал к фашистскому мятежу генерала Франко: «Над всей Испанией чистое небо». На Пиренейском полуострове вспыхнула гражданская война. Тотчас на помощь мятежникам фашистская Германия бросила танковые части и воздушный легион под грозным названием «Кондор».

Муссолини, только недавно закончивший бесславную войну в Абиссинии, тоже послал в Испанию самолеты и моторизованные части.

Испанские воздушные силы остались верны республике, но что могли поделать старенькие «ньюпоры» республиканцев с немецкими «хейнкелями», «мессершмиттами» и итальянскими «фиатами», имевшими вдвое большую скорость и снабженными вооружением и прицелами самых современных типов.

С первых же дней фашисты стали безраздельными хозяевами испанского неба.

Политика невмешательства, провозглашенная буржуазными правительствами Европы, при наличии действенной помощи мятежникам со стороны фашистских государств, по существу, оказалась политикой предательства.

Один лишь Советский Союз откликнулся на просьбу законного республиканского правительства Испании, и в октябре в порт Картахены прибыла первая партия самолетов, посланная в помощь сражающемуся испанскому народу, а пятого ноября советские истребители «И-15» и «И-16» были уже на аэродроме Алькала близ Мадрида.

Вскоре стали прибывать и скоростные бомбардировщики «СБ». С этого времени война для немецких и итальянских пиратов перестала быть безнаказанным разбоем. В первом же бою над Мадридом наши истребители сбили девять самолетов противника, не потеряв при этом ни одного.

Эта война была первой схваткой с фашизмом.

Со всей Европы, разными путями, потянулись туда добровольцы, чтобы с оружием в руках помочь испанскому народу защитить свою республику.

вспоминал Николай строки известного стихотворения Михаила Светлова.

Героическая война испанского народа захватила и его. Разворачивая утреннюю газету, он теперь в первую очередь искал в ней хронику испанских событий.

Вскоре в газетах стали появляться фронтовые корреспонденции Михаила Кольцова, а затем и на экранах кинотеатров начали демонстрировать кинорепортажи Романа Кармена и Бориса Макасеева.

Когда в зале гас свет и раздавались первые аккорды «Испанского каприччио», под которое шли эти репортажи, зал замирал, и Николай вместе со всеми негодовал, горевал и радовался, следя за кадрами, мелькающими на экране.

Здесь он зрительно начинал представлять себе всю глубину трагедии, переживаемой испанским народом. «Но пасаран!» — мысленно повторял он пламенный лозунг, брошенный несгибаемой Пассионарней; и ему хотелось верить, что так оно и будет — они не пройдут.

К осени в летные части стали просачиваться сведения о наших добровольцах, совершающих героические дела в стране «X». Мало кто из летчиков не хотел бы быть вместе с ними. А тут еще один из товарищей Николая по полку — капитан Брагин уехал, как тогда говорили, в длительную командировку. И все догадывались, где он.

Всюду, куда только можно было, от военкомата до наркома, Николай писал письма и заявления. В них он просил, настаивал, требовал, чтобы его послали в Испанию. Иногда ему не отвечали, а иногда присылали стереотипный ответ: «Ждите, когда надо будет, вас вызовут».

Но вызова он так и не дождался: самолеты «ТБ-3», на которых летал Гастелло, в боевых операциях в Испании не участвовали, а переучивать его на машинах новых марок считали нецелесообразным.

Тридцать шестой год подходил к концу. В бригаде опять перемены: ее переформировывают в авиационный полк. Гастелло к тому времени уже командует отрядом. У него теперь четыре больших многомоторных корабля, около пятидесяти человек летно-подъемного и обслуживающего персонала, учебно-боевой «Р-5», на котором он отрабатывает программу ввода в строй молодых пилотов и программу слепых полетов с командирами кораблей.

Для тех, кто мало знает Гастелло, он все такой же скромный, простой, жизнерадостный. Все так же в свободные часы гоняет мяч на ледяном поле, играет на баяне на вечерах самодеятельности. Пожалуй, только одна Аня замечает, насколько он посерьезнел за это время. Еле заметная складка, появившаяся возле губ, незнакомый ей прежде, усталый прищур глаз говорят ей много. Теперь ее Николай отвечает не только за боевую выучку десятков людей, а и за их жизнь. Он еще больше времени проводит на аэродроме, а придя домой, наскоро обедает и садится за письменный стол.