Юрий Стрижевский - Повесть о мужестве

А время шло — месяц за месяцем, год за годом. Долог и труден путь от второго пилота до командира корабля. Подчас Николаю не хватало знаний по математике, механике — на помощь приходила Аня. Они вместе садились за стол и проходили нужный раздел.

За это время в бригаде произошли большие перемены: старого комбрига Минина сменил высокий, тучный, с длинными запорожскими усами Тарновский. Вместо Шведова, получившего новое назначение, его эскадрильей командовал Сергей Андреевич Новиков. Сам же Николай получил лейтенантское звание и стал командиром четырехмоторного «ТБ-3». Под его командованием был теперь целый штат: штурманы, техники, мотористы, радист, стрелок. Вторым пилотом к нему назначили молодого чуваша, комсомольца Федота Орлова. Развитой парень и способный пилот, Орлов первым из выпуска отлично закончил программу ввода в строй. Программу переучивания он тоже проходил успешно.

Николай с самого начала, почти не вмешиваясь, стал доверять ему управление кораблем. Федот оправдал доверие и стал справляться со всеми элементами полета. Полетали они с «отказавшим» одним, а потом и двумя моторами. И вот подошло время серьезного испытания: Гастелло вывозит его в первый ночной полет.

На полгоризонта светится огнями Ростов, а дальше, озаренная неверным лунным сиянием, — земля; она кажется темной и непонятной, будто смотришь на нее сквозь толстое бутылочное стекло.

Корабль ведет Орлов. Николай не вмешивается в управление, лишь по временам он пытливо поглядывает на своего напарника. В очках Федота искорками отражаются светящиеся шкалы приборов.

— Ну как, Федот, ориентируешься? — спрашивает Николай.

— Стараюсь, товарищ командир.

Николай понимает, какое напряжение испытывает Орлов, стараясь зацепиться хоть за один знакомый ориентир. Не раз пролетали они по этому маршруту днем, а сейчас лесные опушки, группы деревьев, дороги, так хорошо различимые при солнце, неопытному глазу совершенно незаметны, их очертания размыты. Повсюду пролегают непонятные черные тени, похожие на бездонные трещины.

Волнуется Николай не меньше своего ученика. «Сумеет ли Федот, — думает он, — разобраться в этом переплетении света и тени?» Вот что-то сверкнуло внизу, словно осколок зеркала; исчезло, опять сверкнуло. «Ну, ну!» — мысленно говорит Николай, глядя в сторону второго пилота.

— Пруд! — восклицает Орлов, повернув голову влево.

Николай улыбается и кивает головой.

«Теперь не прозевал бы он село, над которым надо сделать разворот».

Тусклым, еле различимым пятном кажется оно сверху. Ни одного огонька, только резкая черная тень колокольни угадывается в ровном голубоватом сиянии. Орлов бросает вопросительный взгляд на Гастелло — тот снова кивает.

— Молодец!

— Кругом! — весело командует сам себе Орлов и, послушно кренясь, бомбардировщик разворачивается на обратный курс…

На цыпочках, словно злоумышленники, поднимались к себе на третий этаж Николай и Федот, вернувшись с полета. Дом летного состава спал, лишь в двух-трех окнах еще горел свет да откуда-то, заглушенный расстоянием, доносился плач ребенка. На площадке простились. Федот свернул налево, а Николай осторожно вставил ключ в замок правой двери и бесшумно открыл ее.

— Коля? Вернулся? Ну слава богу! — услышал он в темноте голос Ани. — Зажги свет. Тут в термосе кофе, сыр под салфеткой.

— А ты чего не спишь? — шепотом, чтобы не разбудить сына, спросил Николай.

Он понимал: вопрос этот совершенно праздный; знал: пока его нет, так и будет она лежать в темноте, прислушиваясь к далекому гулу моторов.

— А я спала, — сказала, потягиваясь, Аня.

— А не врешь ли? По глазам вижу, что не спала.

— Ну и пожалуйста! — притворно обиделась Аня. Молчание продолжалось недолго, через минуту она спросила: — Ты завтра свободный? В город, поди, хочешь поехать?

— Да, поедем, Анечка. Новая книжка Спирина вышла по штурманскому делу, мне ее отложить обещали. В универмаг зайдем…

— А может быть, отменим, Коля, поездку?

— А что случилось?

— Тимофеева Катя опять приходила. Неладно у них, Коля. Сходить бы к ним надо, поговорить. Завтра Степан будет дома. Придем будто так, чайку попить, а там и поговорим по душам.

Совсем недавно лейтенант Тимофеев привез в городок молодую жену Катю.

Товарищи поздравили новобрачных, надарили разных хозяйственных подарков, командование предоставило им квартиру. Казалось бы, все началось благополучно. Но, к сожалению, только казалось. На самом деле жизнь у них с первых же дней, как говорила Катя, пошла наперекос.

Муж замкнулся в себе, вечно был чем-то недоволен, на вопросы жены отвечал нехотя, односложно. И вот Катя Тимофеева пришла к Ане за помощью и советом.

Почему она постучалась именно в эту дверь? Да потому что знала — за этой дверью живет прекрасная семья, здесь не встретят ее равнодушием или насмешкой, а наоборот: поддержат, помогут советом. А может, и сама она виновата, только не знает в чем.

Сколько раз Николай и Аня, пользовавшиеся большим авторитетом в городке, помогали семьям молодых, да и не очень молодых, летчиков разобраться, казалось бы, в неразрешимых противоречиях.

— Ну что ж, — со вздохом говорит Николай, — сходим к Тимофеевым. А пока спать! Утро вечера мудренее.

И гаснет свет в окне Гастелло — последнем окне этого большого дома.

Долго еще лежит Николай, закинув руки за голову. Снова перед его взором проплывает залитая лунным светом равнина, неясные тени, поблескивающая гладь реки и сосредоточенное лицо Федота, ведущего корабль в ночном небе.

Наступил апрель 1936 года с ярким солнцем, теплыми ветрами, первыми весенними дождями.

Ростовская авиабригада получила приказ участвовать в Первомайском параде над Красной площадью. Началась подготовка: подкрашивали и покрывали лаком самолеты, совершенствовали полет в строю, еще и еще раз отрабатывали взлет эскадрильей, пристраивание в бригадную колонну.

28-го всей бригадой вылетели в Воронеж.

Жены летчиков в этот день были на аэродроме.

Одна за другой взлетали тяжелые машины. Вот и самолет Николая — «голубая двойка» — легко поднялся почти одновременно с ведущим кораблем Новикова и ушел в небо. Последний самолет оторвался от земли, но Аня с подругами все еще стояли, прислушиваясь к далекому затихающему гулу.

Несколько часов полета, и впереди показались кварталы большого города. На просторный Воронежский аэродром садились в том же порядке, в каком взлетали у себя в Ростове. Два дня ушли на окончательную отшлифовку и уточнение расчетов полета.