Андрей Хршановский - Синие горы

Подмораживало. Лыжи скользили по насту, не проваливаясь. Некоторое время путники шли молча, и тогда слышен был лишь характерный скрип лыжных палок: «вжиг, вжиг…» В наступающих сумерках нависавшие над долиной горы медленно теряли свои четкие очертания. Высоченные пихты все теснее обступали узкую дорогу. Она вилась по склону, забирая все выше и выше, и вдруг лес расступался, и далеко внизу, под обрывом, виднелись черные пятна быстрин, которые не смог сковать мороз и засыпать снегом.

Виктор останавливался, поднимал руку с висевшей на ней лыжной палкой и восхищенно говорил:

— Хорошо-то! А? — и, заглянув вниз, добавлял: — Туда только упади — конец! Верно?..

— Зачем же падать, — улыбался Матвей Иванович, — так пройдем. Не падая…

Когда они остановились на ночлег, у Виктора что-то никак не зажигался костер. Он встал, посмотрел вокруг и сказал:

— Отчего это, Матвей Иванович, когда луна всходит, как-то одиноко становится? Жутко. Отчего?

Матвей Иванович промолчал. «Что-то там в лагере?» — подумал он.

Волчица успела отскочить в сторону, и Кулуар оказался в невыгодном положении. Он резко затормозил, зарывшись лапами в снег, и в тот же миг оба волка бросились на него.

Переярок промахнулся, а волчица сбила Кулуара с ног, и, сцепившись, они покатились по снегу. Кулуару пришлось туго. Летела клочьями его густая шерсть, из раны около правого глаза текла кровь. В этой схватке не на жизнь, а на смерть все преимущества, казалось, были на стороне волков.

Но Кулуар был все-таки сильнее каждого из них в отдельности. Ему удалось подмять под себя волчицу, но в это время переярок вцепился ему в шею около лопатки. Кулуар, зарычав от боли, попытался сбросить волка, но не смог. Волчица воспользовалась секундной передышкой и уже было вывернулась из-под Кулуара, но на какое-то мгновение оставила незащищенным горло. Инстинктивно восприняв волчью повадку и забыв о переярке, Кулуар вонзил свои клыки в податливую глотку волчицы и сразу же ощутил во рту вкус крови. Волчица захрипела и задергалась всем телом. Ее задние лапы судорожно царапали брюхо Кулуара, но он лишь сильнее стиснул челюсти.

И вдруг Кулуар отпустил горло волчицы, с трудом поднялся и сделал несколько шагов в сторону, волоча за собой переярка. Туман застилал глаза Кулуара.

Собрав все свои силы, он яростно ринулся всем телом и, оставив в зубах переярка сорванную кожу, освободился. Из раны, стекая по шерсти на снег, хлынула кровь, но Кулуар не стал дожидаться нового нападения волка и сам двинулся вперед.

Оскаленная пасть Кулуара была страшной. Он был крупнее молодого волка и сильнее его, а теперь и опытнее. Пес сделал один шаг, потом второй… И волк не выдержал. Повернувшись, он бросился бежать. Кулуар погнался за ним. Впервые над местом схватки прозвучал его хриплый, победный лай, от которого вздрогнули Джи и Брыська в своей темной передней. Переярка Кулуар не догнал. Но, когда он вернулся в лагерь, то и волчицы не было. Кровавый след вел к реке. В Кулуаре вновь закипела ненависть. Он бросился по следу и в чаще кустарника увидел лежащую волчицу. Она была мертва…

Кулуар не мог зализать свои раны. Кровь долго сочилась из них. Наконец он задремал, время от времени жалобно взвизгивая во сне.

Утром Кулуара разбудил визг отчаянно голодного Джи, который не понимал, где же их хозяин и почему он его не кормит столько дней. Пес сам был голоден. Воспаленными глазами он поглядел на поросенка, и тот немедленно замолчал.

Брыська спрыгнула со стола и отправилась на охоту. Кулуар обнюхал место ночного сражения, сбегал к реке и порычал на мертвую волчицу. Вернувшись, он увидел Джи, который что-то отыскал в снегу у крыльца и, торопливо чавкая, помахивал закрученным хвостиком.

Кулуар опять поглядел на поросенка, и кто его знает, что могло бы случиться, но в это время ветер снизу, из долины, донес запах, заставивший Кулуара вздрогнуть. Он секунду постоял, принюхиваясь, и вдруг бросился к дороге с радостным звонким лаем…

Вышли рано, до свету. Виктор первое время зябко поеживался. Мерзли колени. Резкий предутренний ветер пробивал одежду. Но шли быстро и вскоре разогрелись. Понемногу светлело, розовели горы, и стало видно, что на гребнях над головой висят на головокружительной высоте многотонные снежные карнизы и причудливые навивы, вот-вот готовые ринуться вниз и смести все, что попадается на пути. Виктору было страшновато, и в таких местах он невольно ускорял движение.

Тропа у Голубого ручья, которую в свое время вырубил в склоне Матвей Иванович, оплыла на вчерашнем солнце и покрылась крепким ледяным настом, чуть припорошенным ночным снежком. Едва вступили на нее, как правая лыжа у Виктора соскользнула, и он чуть не покатился к чернеющему над рекой обрыву. Раскрасневшееся лицо его побелело. Матвей Иванович достал из рюкзака веревку, и этот участок они прошли, сняв лыжи и поочередно охраняя друг друга, перекинув веревку через лыжную палку, воткнутую в снег.

Вихрем перелетев по снежному мосту на другую сторону ущелья, Виктор затормозил, оглянулся и не поверил:

— Ведь мы вон где прошли, Матвей Иванович!

— Ну что ж, прошли. Надо, так везде пройдешь. Да ты погоди, привыкнешь…

Не доходя километра до лагеря, они услышали радостный лай Кулуара.

— Ах он, разбойник, — ласково проговорил Матвей Иванович, — радуется…

Они вышли из леса и на прямом участке дороги, поднимающемся к лагерю, увидели Кулуара. Не переставая звонко лаять, он громадными прыжками приближался к ним. И, когда Кулуар был уже рядом, на дороге показались еще две ныряющие в снегу точки. Это Брыська, задрав хвост и жалобно мяукая, торопилась навстречу хозяину. А сзади, прорывая в снегу траншею, с визгом упорно пробивался вперед поросенок.

Кулуар положил передние лапы на грудь хозяину и настойчиво пытался облизать ему лицо.

— Подожди, подожди, — отбивался Матвей Иванович, — что у тебя на шее? С кем это ты подрался? Ах вы, бедные мои звери! Пошли, пошли скорее! Поедим чего-нибудь… Кулуар, не мешай!

Матвей Иванович поднял мяукавшую Брыську и, спрятав ее за пазуху, сказал Виктору:

— Подхвати поросенка, а то он, глупый, в снегу увязнет. Кулуар, марш домой!..

Из облаков прорвалось солнце и затопило своим светом дорогу, лес, вершины и склоны гор, всю долину. Высоко-высоко, под самым гребнем нависающей над Голубым ручьем вершины, куда-то пробиралась цепочка туров.

— Ведь они, подлецы, — сказал Матвей Иванович, — пласт подрежут и лавину вызовут. Куда только их нелегкая не носит!.. Ну, Виктор, видишь крышу? Вот мы и дома…