Мария Анисимова - Рюма в стране ирокезов

— Встаете, народы?

— Встаем, Евгений Григорьевич! — хором гаркнула спальня.

Раз сигналка — значит дежурит Евгений Григорьевич. Иногда просыпались под звуки «шубы» — шумового оркестра. Это было только в исключительных случаях — Василий Протасович новости сообщал. Вадим Карпович, дядя Бук, просто стучал в двери палкой. Он не расставался с красивой, гнутой, в перламутре, палкой.

Накинув будничные платьишки, побежали девочки в умывальню. Конечно же, мальчишки захватили и левую, девчоночью, половину умывальника. Опять смех, война за место, чей-то визг — холодная вода за шиворот попала.

Убраны кровати, наскоро проглочен завтрак — всегдашний кондер — и наступила торжественная минута: Нюрка приступила к туалету. Она надела белые носки с голубой каемочкой, натянула новые, сработанные Фомой ботинки, смахнула суконкой пыль и задумалась, какое платье надеть?

«Татьянку»? «Татьянка», говорят девчата, сидит хорошо. А сатиновое к тому же еще и яркое, праздничное. Конечно, красное! Сегодня у Нюрки такой праздник — первый раз в школу идет. Красное с манжетами, под поясок и с белой беечкой. И потом, это ж платье ей Катя шила, а Катя ее сегодня в школу поведет. Только красное!

Нюрка зашла в спальню старших девчонок, повертелась у зеркала и осталась довольна. Хорошее платье! Чуточку взгрустнулось — вот бы тятька с мамкой ее в этом платье увидели! Но грусть быстро растаяла. Нюрка подошла к Кате, потерлась, как котенок, о ее бок и попросила:

— Ну, пойдем, что ль?

Во дворе их остановил Ахмат Хапизов. Он поздоровался с Катей и, будто не узнав Нюрку, спросил:

— Это кто с тобой?

Катя улыбнулась:

— Нюра Солодовкина.

— Ню-у-ра? — удивленно поднял брови Ахмат. — Не может быть! Дай-ка! Дай-ка я на нее посмотрю!

Он шутливо отталкивает Катю, отодвигается, смотрит на Нюрку. А Нюрке почему-то стало стыдно. Стыдно и радостно. Она краснеет и опускает голову. Ахмат восхищенно цокает языком:

— Тце-тце-тце! Ай, красиво! Ай, хорошо! Повернись-ка!

Он за плечо крутит Нюрку:

— Это тебя Рюмой зовут? Неправильно! Совсем ты не Рюма. Ты — ханум! Понимаешь? Девушка! Невеста! Хорошо! Очень хорошо! Якши!

— Отвяжись, Ахмат! — смеется Катя. — Совсем застыдил девчонку. Пойдем, Нюра.

Нюрка еще минуточку стоит на месте, а потом срывается и вприпрыжку, как коза, догоняет Катю.

Помахивая портфелем, она идет с Катей по подгорненской стороне. Они поднимаются по улицам в город, шагают по шуршащим красно-желто-зеленым листьям, проходят по переулку «с ромашками». Но ромашки уже высохли, и теперь это просто черный бурьян, хрустящий под ногами.

Они идут мимо шумного Верхнего базара к огромному, на весь квартал, белому двухэтажному зданию. Они поднимаются на широкое трехступенчатое крыльцо, открывают высокую, тяжелую черную дверь с бронзовой ручкой и входят в просторный светлый вестибюль.

Солнце ворвалось в два огромных окна и позолотило вешалки гардеробной, стертые ступени межэтажной лестницы, засверкало бликами на отшлифованной тысячью рук поверхности перил.

— Здравствуйте, тетя Зоя!

Это Катя обратилась к гардеробщице, пожилой полной женщине, что сидит в стареньком кресле у самого входа.

— Здравствуй, милая! — отвечает тетя Зоя и указывает на Нюрку: — Новенькая?

Нюрка кивнула.

— Ваша?

— Наша, — отвечает Катя.

Вслед за Катей Нюрка поднимается на второй этаж и идет по бесконечному коридору. Много дверей с белыми табличками и ромбиками.

— Канцелярия. Учительская, — показывает Катя. — Восьмой. Девятый. Шестой «А». А это твой, первый «Б».

Катя ушла. Нюрка нерешительно потопталась у входа, внимательно посмотрела на ромбик с номером класса — нужно ж запомнить — и тихонько толкнула дверь. Вошла и ослепла — прямо в глаза било лучами веселое утреннее солнце.

Осмотрелась. Три ряда парт. Стол и стул для учителя. Какие-то таблицы на стенах. Портрет Ленина в простенькой рамке. Здесь он в галстуке и глаза строгие, требовательные.

«Не будет же он все время улыбаться, — сама с собой рассуждала Нюрка. — Заботы-то вон сколько! Небось, думает: «Вот и накормили мы Нюрку, и обули, и одели, и портфель дали, и даже ее махонького не обидели. А как Нюрка? А?»

«Не сумлевайся, дедка, — кивает Нюрка портрету. — Я упрямая!»

В классе еще никого нет. Нужно Нюрке выбрать место. Надолго. На целый год. И она выбрала: первую парту у окна.

Едва Нюрка успела сесть за парту и спрятать портфель, вошла беленькая, худенькая девочка с косичками. Ее ввела за руку полная красивая мама. И на девочке и на маме были одинаковые голубые платья из тонкой, пышной, прозрачной ткани. Стоило Нюрке только мельком сравнить свое платье с тем, что на этой девочке, как собственный, такой праздничный наряд сразу потускнел.

Красивая мама не поздоровалась. Она, видимо, ждала, что это сделает Нюрка. А Нюрка не догадалась. Никто ее этому не научил. Красивая мама подошла к Нюркиной парте, зачем-то провела пальцем по крышке и брезгливо обтерла палец носовым платком. И от платка, и от самой мамы и девочки пахло очень приятными духами.

— Садись, Нелли, сюда! — мама указала девочке место рядом с Нюркой. — А я пойду. Мне некогда.

Мама поцеловала девочку в щеку, круто повернулась и голубое облако платья заполнило весь проход. Девочки остались одни.

— Можно? — девочка робко подняла на Нюрку большие голубые глаза.

— А чего ж! — Нюрка подвинулась на самый краешек скамейки. — Тебя Неллей зовут?

— Ага, — кивнула головой Нюркина соседка. — А тебя?

— Нюрка.

— Аннушка, — поправила Нелли и пояснила: — Нашу горничную Аннушкой зовут.

На этом первый разговор Нюрки с новой подругой закончился. Класс как-то сразу дружно стал заполняться детворой. То и дело хлопали створки дверей. Входили все новые и новые ученики первого «Б», мальчишки и девчонки. Одни приходили сами, другие с родителями. Одни шумно, другие робко, скромно садились за парты, оглядывали соседей.

Влетел Генка Мазур. Он на секундочку остановился у дверей, потом подошел к Нюрке, хлопнул портфелем по крышке парты так, что обе девчонки вздрогнули, и засмеялся:

— Здравствуй, Рюма!

И хоть они уже виделись, Нюрка ответила:

— Здравствуй!

Нелли недоуменно посмотрела на Нюрку, но ничего не сказала. А Генка смело протопал по проходу и начал шумно устраиваться за самой последней партой.

В коридоре громко прозвенел звонок. Затопало множество ног, и стало очень тихо. Только слышался неясный гуд, будто в пчельнике.

Нюрку охватило какое-то смутное чувство нетерпения. Вот… Вот сейчас начнется то, из-за чего она пришла в школу. Она не представляла, как это случится, но твердо знала, что еще несколько мгновений, и она начнет понимать эти таинственные значки — буквы. Нетерпение росло, и Нюрка крепко до боли сжала кулаки. Скорей! Ну, скорей!