Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

– Эй… малец! Бездомный, что ли, что дрыхнешь тут… на нашей вилле?

Джо спросонок ничего не мог понять. Где он?

– Какой сегодня день? – растерянно спросил он.

– С утра воскресенье было. Господень день, парень! Скажем лучше – господский день, оно вернее. Потому, для нашего брата, что будни, что воскресенье – все едино. Видишь, как ни крути, а отче наш на небеси так устроил этот мир… – Старик оборвал свои разглагольствования, заметив отчаяние, написанное на лице мальчика. – Уж не захворал ли? Ступай к маме, – проговорил он заботливо. – Наверно, чайник уж давно вскипел.

Тут Джо сразу все вспомнил.

– Скажите, пожалуйста, который час? – спросил он упавшим голосом.

– Еще поспеешь. Только что восемь пробило.

Восемь часов?! Джо выскочил на улицу и побежал со всех ног.

Пересечь первый и второй переулок, а там уже Черинг-кросс, затем направо к Окси. Они сговорились в этот час встретиться с Робином. Что он скажет сестре? Может быть, она уже знает? Нет, Бекки еще издали весело замахала, и рядом стояла наготове хозяйская тележка, которую в виде исключения, по просьбе бабушки, ей одолжили. Каро восторженно завилял хвостом. Он любил Джо.

Бекки кинулась ему навстречу с улыбкой, но Джо отвернулся. Ему было слишком больно.

– На кого ты похож, Джо! Где ты пропадал? Что-нибудь случилось? С мамой? Отвечай, что с мамой? – Голос Бекки дрожал, она втянула голову в плечи и ждала самого худшего.

– Кровать… – начал Джо, но не мог продолжать.

Бекки подняла голову. Значит, с мамой ничего? Все остальное можно вынести.

– Так что же с кроватью, Джо?

– Кружева пропали. Украдены. Мы не можем… не можем купить… – бормотал он что-то совершенно невразумительное для Бекки. Не в силах продолжать, он уставился на камни мостовой, которые гулявший по этим широким улицам ветер уже успел просушить.

– Да, но… – Бекки пыталась сообразить. – Кружева? Они же… мне же их бабушка Квадл подарила вместе с полотном. Я их нашила на наволочку, кружева… что бабушка… – Но слова застряли у нее в горле, когда Джо безнадежно покачал головой. Таким она его еще никогда не видела.

Наконец Джо собрался с духом:

– Идем! – Он увлек сестру в подъезд и тут, пересиливая себя, стал рассказывать. Каждое слово давалось ему с трудом и причиняло боль, а все вместе казалось немыслимым и чудовищным.

Он рассказал ей об Очкастом Черте, как тот налетел на Кэт и избил бы Сэлли до полусмерти, если бы ему не удалось кинуть подлецу под ноги веретена и отбросить плетку, которую Дикки Джэб затем припрятал.

– За это он записал мне в книжку три шиллинга штрафа.

– Три шиллинга… – Бекки зажала рот ладонью.

Джо только махнул рукой и рассказал, как мистер Мавр с комиссией пришли ночью и добились того, что Очкастого Черта выгнали из цеха и сместили с должности старшего надзирателя, и как ребята тогда заговорили. Да, перед комиссией и Кроссом-младшим. Все придирки, все несправедливости – всё начистую выложили. О том, что он первый заговорил, Джо умолчал. Бекки бы этого не поняла. Спросила бы: «А почему ты вперед вылез? Ты же знал…» Да, почему именно он? – мелькнуло у него в голове. Об этом он до сих пор не думал. И вдруг ему показалось, что, не выскажи он правду перед комиссией, его не заподозрили бы в краже. «Они обвинили маму потому, что я… я…» – молотком стучало у него в мозгу. Казалось, голова сейчас расколется. «Но я ведь смело все сказал, был мужественным!» – пытался он себя оправдать. И вдруг вспомнил, что, говоря о мужестве и смелости, Робин добавлял и другое: «Смельчаков они первыми выкидывают с фабрики, потому что боятся их». Джо подумал: «Слишком поздно я об этом вспомнил. Значит, я виноват во всем, я один!»

Эта мысль сразила его, он не мог дальше рассказывать. Он видел перед собой Мавра, как тот стоит в цеху и ждет, чувствовал на себе его взгляд, опять слышал слова, которые так часто повторял и Робин: «Молчанием никогда ничего не достигнешь». Нет, неверно говорил этот мистер Мавр. Неверно! Да и откуда ему знать, как расправляются с ними на фабрике! Джо горько скривил губы.

Бекки выжидающе глядела на него. Наконец она нетерпеливо спросила:

– А дальше, Джо? Почему ты замолчал?

Когда Джо наконец закончил свой рассказ, у него легче стало на душе. Теперь он может посоветоваться с Бекки. А вдруг она что-нибудь придумает?

Девочка долго в смятении глядела на брата. Потом с трудом выдавила:

– Они требуют с мамы пятьдесят шиллингов? Но почему? Она же не брала кружев? А ты? Почему у тебя удержали всю получку? При чем тут ты?

– Потому что я… – начал он и замолчал. Нет, незачем это рассказывать, Бекки и без того тяжело. – Потому что я забрался по пожарной лестнице через склад… и потому… так получилось, Бекки! – закричал он, взглянув на ее расстроенное лицо. – И не выспрашивай, не мучь меня. Это скоты! А мы слишком слабы. Тут ничего не поделаешь. Или надо найти вора и кружево!

Бекки взяла себя в руки. Она не станет плакать и жаловаться, не станет больше мучить его расспросами. Бедный Джо! Вместе с жалостью к ней вернулась ее обычная рассудительность.

– Постой… – проговорила она и провела рукой по лбу. – Надо бы эти кружева найти… Это был узор «колокольчик»? – неожиданно задала она вопрос.

Джо ничего не понимал, однако взглянул на Бекки с внезапно пробудившейся надеждой. Уж не придумала ли она чего?

А Бекки вспомнила о том, что произошло недели две назад. Тогдашний разговор казался ей теперь исполненным зловещего смысла.

Она рассказала, как две недели назад хозяева послали ее куда-то с поручением и она встретила Билли. Он стал ее расспрашивать, как они все живут. Устроился ли отец на работу? По-прежнему ли он на него сердится?

Она все ему подробно доложила. И про маленького, который должен появиться вскоре после дня рождения матери. Так ей мама сказала.

«Я достану вам теплый платок, – пообещал Билли, – чтобы мама меньше кашляла. А что она сейчас делает? Зарабатывает хоть немножко больше?»

Бекки похвалилась брату, что мама придумала красивый новый узор. Шеф назвал его «колокольчик», сказал, что она лучшая его работница и такие кружева впору носить герцогине.

Она все рассказала Билли, как если б он жил с ними вместе, и еще подивилась, что старший брат принимает во всем такое горячее участие.

Но тут Билли, весь красный от злости, начал ругаться:

«Чтоб ему провалиться, вашему шефу! Не стал бы я этой сволочи никаких новых узоров придумывать за те гроши, что он платит маме! Лучшая работница! Плевать я на это хотел! Пусть бы ей побольше платил, скотина такая! Кучу денег наживает на ее кружевах, а она с голоду подыхай! Что может быть глупее такой работы! Гнуть спину над коклюшками по двенадцать часов кряду! И всё скрючившись. Наживет она чахотку, и всё! Давно бы надо подпалить ему фабрику, чтоб его холера взяла!»