Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

– Надо бороться, дальше бороться, чтобы все изменить. Да, таким, как ты и твой брат, тяжело приходится. Рабочим предстоит нелегкий путь. Но гордись, что ты не принадлежишь к тем, кто от всего увиливает, что ты не мокрая курица, не трус, не мозгляк. Гордись своим братом, гордись тем, что ты сам молодчина. Смелый и мужественный человек. Я не оставлю тебя в беде! Мы вместе доведем это до конца.

Они вернулись к остальным. По угрюмому лицу брата Бекки поняла, что далеко еще не все улажено. Может быть, Джо не все сказал? И, не колеблясь, она спросила:

– А что же с кроватью?

Верно, кровать, вспомнил Мавр. Об этом они с Джо и не поговорили.

– Кровать вы купите. Немного погодя, – сказал он помедлив. Он видел, что девочка, считавшая его, по-видимому, состоятельным человеком и возлагавшая на него все надежды, с трудом сдерживает слезы. Слишком горьким было разочарование. Поэтому он намеренно придал своему голосу уверенность: – «Погодя» – это значит скоро. Очень скоро, как только все уладится. Возможно, уже через неделю. Мама ни в коем случае не должна подписывать обязательство, ни в коем случае!

– Да она и не может, – сказала Бекки, – маленький родился. И у мамы жар. Вот если бы нам взять кровать сегодня… сейчас… – И она судорожно ухватилась за борт ручной тележки.

– Ах, вот оно что!

Мавр ковырял тростью булыжник мостовой. На Мэри Клинг пока нельзя рассчитывать, это усложняло все еще больше. Пройдет много времени. А кровать им нужна сейчас. Это ясно.

Джо прислонился к стене. На него напала такая усталость, что он с трудом держался на ногах. Мавр это заметил. «Мальчик работал, пока мы спали!» Мавр не мог отогнать и другую мысль: «Если я сейчас ему не помогу, его светлый задор, его мужество будут сломлены, а с ними и вера в жизнь. Никогда больше он не решится выступить за правое дело. Всегда будет боязливо жаться в сторонку. Мрачная тень из далекого детства вечно будет преграждать ему путь».

Мавр снял шляпу. Ветер охлаждал его пылающий лоб, шевелил могучую гриву, трепал бороду. Он решительно сказал:

– Ваша мама получит кровать. Думаю, сегодня же. Тележка у вас с собой. Ну как? – Он попытался улыбнуться, но мысли его судорожно искали какого-то выхода. Что, если выдать старьевщику расписку? На длительный срок, разумеется. А тем временем Эндер разрешит вопрос с получкой Клингов. Да, пожалуй, это выход.

– Сколько вы еще должны уплатить? – спросил он.

Джо поднял голову. Глаза его оживились. Мистер Мавр даст деньги?

– Пятнадцать уже уплачено, и десять мы должны уплатить сегодня. А на остающиеся пять шиллингов Робин собирался дать долговую расписку.

– Я ее подпишу, – сказал Мавр, кивнув детям. – Поручусь… и подпишу на пятнадцать шиллингов. К будущей неделе, думается, Эндер все уладит. Тогда мы погасим долг из тех денег, что вы получите.

– Но Пэтт требует десять наличными сегодня же, – тихо произнес Джо. – Без этого он не отдаст кровати!

– Да, да, конечно… – смущенно пробормотал Мавр. – Десять надо тотчас уплатить, сейчас же.

«Как странно он это говорит! – подумал Джо. – Будто у него с собой нет денег». Что хорошо одетый джентльмен мог вообще не иметь денег, ему даже и в голову не приходило.

Мавр быстро соображал. Ленхен он должен возвратить всю сумму. Но сегодня придет друг. Сколько раз он уже выручал их в минуты крайней нужды! Поймет ли он? «Дома четверо своих детей, а я пекусь о чужих. Да Фредрик сейчас и сам на мели». В последнем письме он писал, что его поездке в Лондон могут помешать разные «пакости». «Кошелек мой отощал. Дела мои не очень-то хороши… Старик урезал мне содержание…» Хватит раздумывать! Ничего другого не остается.

Мавр вытащил бумажник с фунтовой банкнотой. Двадцать шиллингов. Деньги Ленхен. Он взглянул на Джо, к лицу которого медленно приливала краска. В глазах Бекки отражалась спокойная уверенность, словно она ничего другого и не ожидала.

Тут Мавр впервые расхохотался.

– Вы, верно, считаете меня добрым волшебником? Скажу словечко, и из бумажника выскочит крупная кредитка. Поманю кровать, и она сама вылетит из двери и прыгнет на тележку. Да? Ха-ха-ха! – Он помахал кожаным бумажником, подаренным ему отцом, когда Мавр уезжал учиться в Берлинский университет. – Прекрасный бумажник, но у него, к сожалению, один большой недостаток: деньги в нем не залеживаются. Только положишь, а они из него сразу разлетаются!

Пробило девять. Вновь став серьезным, Мавр сказал:

– Идем, Джо! Но сперва заглянем в ресторацию. Тебе надо выпить чашку горячего чая. А оттуда двинемся к Пэтту.

Когда они с Джо уселись за столик, он накрыл своей большой ладонью худенькую, озябшую мальчишечью руку и дружески сказал:

– Знаешь, я ведь родился не в Англии, я иностранец. И нам, приезжим, в Лондоне не так-то легко зарабатывать деньги. Как-нибудь позже я тебе подробнее расскажу. Этот фунт принадлежит не мне одному. И он нам очень нужен. У меня большая семья. Деньги, как и у вас, все заранее распределены. Например, мое зимнее пальто до сих пор еще висит в ломбарде. Летом оно мне ни к чему, но скоро наступят холода, тогда пальто мне потребуется, сам понимаешь. Много и всяких других неурядиц. – Ему не хотелось упоминать о долгах.

Джо испуганно взглянул на Мавра.

– Я говорю тебе это только затем, чтобы ты не составил себе неверного представления обо мне. Я не состоятельный человек. Я посвятил себя защите дела рабочих и помогаю им. Но это, разумеется, не приносит дохода. Во всяком случае, обещаю, что помогу тебе и твоей матери. Когда вам выплатят деньги, ты вернешь мне долг. Я живу на Дин-стрит, это недалеко отсюда, номер двадцать восемь. – Он пожал мальчику руку и встал.

Второй раз за это утро Джо постучал в дверь к Пэтту. Маленький человечек удивленно отпрянул, увидев рядом с мальчиком хорошо одетого господина.

– Мы пришли за кроватью, – поздоровавшись, сказал Мавр.

Пэтт – он был в сюртуке и необычайно высоком цилиндре, очевидно призванном придать его карликовой фигурке надлежащую солидность в глазах прихожан, – поспешно исчез. Он сбросил со стола шлепанцы, смахнул пыль со стула и, сняв цилиндр, угодливо кланяясь, пригласил их войти:

– Извольте, извольте, сэр! Прошу, присаживайтесь, сэр. К вашим услугам. Собирался, как видите, в церковь, конечно, опять же, кто мог предположить…

Озадаченный, стоял он перед босоногим мальчиком и в недоумении покачивал головой. Затем, так ни до чего и не додумавшись, прошелся вокруг стола, сцепив за спиной руки. Но наконец опомнился, вскочил на свой ящик и снова, стоя за своей конторкой, обратился в «великого Соломона Пэтта», владельца большого магазина.

Он раскрыл гроссбух:

– Пятнадцать шиллингов – разрешите заприходовать? Тогда останется небольшой остаточек в пять шиллингов, дети внесут их мне потом…