Вильмос Корн - Мавр и лондонские грачи

– Однако следует принять во внимание, – закончил он, – смягчающие мою вину обстоятельства. Я просто не мог оставить их в беде, хотя и признаю, что весьма легкомысленно распорядился доверенным мне Ленхен фунтом стерлингов.

Несколько секунд он смущенно глядел на друга, избегая встречаться взглядом с Женни. Именно в последние недели денежные дела их были из рук вон плохи. Да, с какой стороны ни посмотри, глава семьи он никудышный. Стоило ему получить небольшую сумму, как деньги тотчас уходили меж пальцев. Энгельс обменялся взглядом с Женни, которая с не меньшим волнением слушала рассказ о драматической сцене, разыгравшейся перед лавкой Пэтта, и незаметно кивнула другу: наш Мавр! Да разве мог он иначе поступить? Энгельс хорошо ее понимал. Шутливый тон, каким Мавр изобразил себя в роли богатого благодетеля, словно по волшебству явившегося в нужную минуту, как добрая фея из сказки, тогда как сам был беднее бедного, не мог его обмануть. Рука его, потянувшаяся было за бумажником, задержалась на столе. Сколько ни просил он друга – располагай всем, что у меня есть, – Мавру никак не удавалось относиться к этому так просто, как того желал бы Энгельс.

«Конечно, давать легче, чем брать, даже при такой дружбе, как наша», – подумал Энгельс. Он знал, что Мавр не терпит профессиональных нищих, считая, что они подло злоупотребляют лучшими побуждениями людей. Что с жестокой нищетой не покончить дешевой благотворительностью, Мавру было известнее лучше всякого другого, однако кто сам терпит постоянные лишения и ежедневно борется с нуждой, как Мавр, тот не может подчиниться голосу рассудка, когда к нему протягивается за помощью худенькая детская ручонка. Вот и сегодня так получилось! Энгельс вскочил и стал мерить шагами комнату.

– Молодцы эти Клинги! Как живо я себе их представляю, Мавр, по твоему рассказу! Джо и Бекки я и сам видел. А Робин, старший, мог бы служить примером для многих. Да, вот каких людей порождает класс, за который мы боремся. – Энгельс остановился. – Счастье, что ты смог спасти от крушения этот поистине сказочный план покупки кровати!

– Так-то оно так, – нерешительно согласился Мавр. – Ты только забываешь, Фредрик, что для этого счастья требовалось твое присутствие в Лондоне, сознание, что я опять могу залезть к тебе в карман.

– Не стану отрицать, – с притворной напыщенностью произнес Энгельс, – способность в нужную минуту оказываться у тебя под рукой не самая меньшая из моих добродетелей! Было бы у меня в кармане побольше, чем мизерное жалованье фирмы «Эрмен и Энгельс-старший» в Манчестере! Но зато я тебе привез еще кое-что. Гляди-ка! – И он положил на стол несколько сложенных листков рукописи. – Статья для «Трибюн». Дописал сегодня ночью в гостинице. – Он подмигнул Женни: – Ну, разве я не молодчина!

Они рассмеялись.

Но тут открылась дверь, и явился Муш. В качестве парламентера. Помахав носовым платком, он встал «смирно» перед дядей Ангелом и отрапортовал:

– Мы готовы целый час не шуметь, Генерал. Притаимся, как перед ночной атакой. Но потом ты научишь нас кавалерийским сигналам?

– Гм! А у тебя есть горн, полковник?

– Горном будет гребенка, ваше превосходительство! – Муш отдал честь.

Энгельс ответил на приветствие.

– Хорошо, через час! А теперь: эскадрон, кругом! Марш! Рысью! – Генерал надул щеки и что было силы, одними губами, без всякой гребенки, превосходно протрубил только что отданную команду.

Затем он снова уселся на кожаный диван, вытянул длинные ноги под столом и, с наслаждением прихлебывая кофе, стал наперегонки с Мавром дымить сигарой. Завязалась оживленная беседа. Женни отнюдь не оставалась безучастной слушательницей. Она была хорошо знакома не только с мыслями и идеями этих двух гениальных людей, но и со взглядами самых выдающихся их современников. Потому-то день, проведенный с Энгельсом и Мавром, всегда был для нее праздником. Даже чтение писем, которыми они обменивались, доставляло ей великое наслаждение.

Клубы сизого табачного дыма всё сгущались под потолком.

– Хоть европейская революция и проиграна, котел волшебницы истории опять бурлит, – сказал Маркс и протянул другу план следующих статей. – Я тебе бесконечно благодарен, Фредрик, что ты жертвуешь редкими часами досуга, а часто просиживаешь и ночи, чтобы отсылать статьи в срок. Думаю, что мучиться тебе уже недолго.

Маркс взялся писать для Дана, одного из ведущих редакторов газеты «Нью-Йорк дейли трибюн», с которым познакомился в Кёльне, серию больших обзорных статей о революции и контрреволюции в Германии. Пока что это делал за него Энгельс, писавший статьи после подробного обсуждения их в переписке и беседах с Марксом. К этому добавлялись и собственные, Энгельса, работы, особенно по экономическим и военным вопросам. Он приобрел большие познания в области военной истории. Этим-то статьям он и обязан был прозвищем «Генерал», которое произносилось всегда по-английски: «Джэнерел». Да он и больше подходил для каждодневной газетной работы, нежели Мавр. «Настоящая энциклопедия, – однажды отозвался Мавр о друге, – способен работать в любое время дня и ночи, быстро пишет и находчив, как дьявол».

Мавр же, напротив, при всяком удобном случае уклонялся от журналистской работы ради своих любимых научных трудов. Хотя и чувствовал себя виноватым перед Женни.

Когда разговор коснулся этой щекотливой темы, Женни, внезапно рассердившись, сказала:

– Дана прекрасно знает, каких сотрудников он имеет в вашем лице! Он даже нередко хвастает этим перед подписчиками. И все-таки платит Мавру, как холодному сапожнику.

Маркс, беспокойно барабанивший пальцами по столу, положил свою большую руку на маленькую ручку Женни и мрачно сказал:

– Вот именно! Ссылаясь на плохие дела, посадил меня на половинную ставку! Договорились, что он будет давать мне два фунта за статью, а платит фунт. Да к тому же еще печатает только те, что его устраивают. А остальные просто бросает в корзину.

Энгельс вздохнул. Он знал, что это так и есть. Потому-то даже самые скромные хозяйственные расчеты семьи Маркс постоянно срывались.

– Хотя бы в одном плуты эти придерживались своей торгашеской морали – соблюдали элементарную коммерческую честность! – Мавр хлопнул ладонью по столу. – И этот Дана еще именует себя социалистом! Социалист! Самый что ни на есть прижимистый янки. Его социализм на поверку оказывается дрянной мелкобуржуазной страстью обсчитывать.

Энгельс потянулся к кофейнику.

– Поговорим о чем-нибудь более приятном! – Он улыбнулся Женни. – Ты все еще изучаешь материалы для своей «Политической экономии»?

– А как же! – сразу оживился Мавр. – Иначе что бы это была за жизнь!