Лев Квин - Мальчишечьи тайны

Когда возвращались из поликлиники, мальчишки решили проводить Валю до дома. Она стала возражать, но Витя сказал:

— Мы берем над тобой шефство… А то Женька тебя где-нибудь подкараулит и побьет.

По дороге ребята говорили, что с девчонками заниматься все же можно. Они думали — будет хуже. И еще говорили, что Валя молодец. Правильно сделала, что разоблачила Женьку. Вот ведь какой он трус оказался!

Возле дома Валя попрощалась с ребятами и вошла в подъезд. И тут ей навстречу шагнул Женя. Валя перепугалась.

Женя схватил ее за руку:

— Ты была в поликлинике, да? Как у Любки глаз?

— Г-глаз? Ничего… Поцарапано веко. Перевязали, и она пошла домой. Завтра в школу придет.

Женя отпустил Валину руку.

— Уф… А я думал — глаз выбил, в тюрьму посадят… Ну, зачем наябедничала! — накинулся он на Валю. — Как я теперь домой пойду? Мне знаешь, что будет…

Неожиданно он всхлипнул, повернулся и пошел к выходу, сгорбившийся, жалкий, похожий на ощипанного петуха.

Валя смотрела ему вслед, широко раскрыв глаза. Сердце у нее колотилось. Она все еще не могла оправиться от испуга.

Валя ведь была известной трусихой!

В один из летних вечеров мы, студенты-выпускники, собрались на квартире нашего однокурсника Димы Павликова, без пяти минут архитектора. Как-то сам собой завязался разговор о школьных годах, о недавних мальчишеских увлечениях.

— Я был ужасно неустойчив, — рассмеялся один из нас. — Сегодня голуби, завтра марки, послезавтра фотооткрытки…

— А у меня коллекция марок до сих пор сохранилась, — сказал Дима Павликов, высокий широкоплечий парень с задумчивыми серыми глазами.

— Да ну!.. Покажи!

Дима вышел из комнаты и вернулся с толстой тетрадью. Мы принялись рассматривать ее.

— А это что за треугольная марка? — спросил я. — И почему она у тебя отдельно наклеена, да еще на первой странице?

Дима ответил не сразу.

— Это для памяти… Чтобы не забывал.

— Чтобы что не забывал?.. Расскажи, Дима, — стали мы упрашивать его, учуяв интересную историю за этой странной маркой.

— Рассказать?.. Ну ладно, слушайте.

Он взял в руки тетрадь и, машинально листая страницы, начал рассказывать:

— Произошло это в 1947 году. Я учился тогда в восьмом классе…

Эту марку Дима Павликов впервые увидел в коллекции своего одноклассника Глеба Салова. Большая, нежноголубого цвета, с изображением жирафа… Но больше всего поразило Диму то, что она была не такой, как обычные почтовые марки, а треугольной.

Он долго разглядывал непонятную надпись на марке, но так ничего и не разобрал.

— Какой она страны?

Глеб Салов склонился над плечом Димы, посмотрел, неторопливо доел кусок бутерброда — он вечно что-нибудь жевал, даже на уроках; ребята прозвали его за это «Хлеб с салом». Потом сказал:

— Это Ньясаленд… Где-то там в Африке или в Азии.

— Ньясаленд?.. А, это ведь английская колония в Центральной Африке…

Дима стал дальше листать альбом… Родезия, Золотой берег… Коллекция у Глеба была богатая.

Досмотрев до конца, Дима снова открыл страницу с треугольной маркой.

— Понравилась? — самодовольно усмехнулся Глеб.

— Ага… Сменяемся? — предложил Дима. — Даю за нее любые марки из моей коллекции.

Глеб хмыкнул.

— Из твоей коллекции… Знаешь, сколько эта марка стоит? Двадцать пять рублей! А у тебя в тетрадке пшик найдешь.

— Почему же? — обиделся Дима. — У меня есть перепечатка Франца Иосифа, острова Фиджи… У тебя, конечно, коллекция лучше. Так ведь я всего год, как собираю… Ну, будешь меняться?

— Нет, — отрезал Глеб и взял альбом из рук Димы.

Домой Дима возвращался расстроенным. И чего только задается этот Хлеб с салом. Сам позвал меняться, а потом стал нос задирать. Наверное, ему не меняться надо было, а пофорсить: вот какая у меня коллекция!

Что и говорить, коллекция у него, действительно, хороша. Вот эта, треугольная — ну и марочка! Двадцать пять рублей!.. Глебу можно — у него папа профессор и дает ему кучу денег на марки.

У Димы таких денег не было. Его отец погиб на фронте во время войны. Мать работала лаборанткой в научно-исследовательском институте. Зарабатывала прилично, потом еще пенсия. На жизнь вполне хватало. Но и лишнего не оставалось.

Словом, двадцатипятирублевая треугольная Ньясаленд была для Димы недосягаемой мечтой. Бесполезно было даже говорить с мамой на эту тему.

Все же за ужином он не утерпел.

— Знаешь, мама, какую я марку сегодня у Глеба Салова видел!

Он подробно описал все достоинства марки.

— И стоит всего-то двадцать пять рублей…

Мама ужаснулась:

— Двадцать пять?

— Но, мамочка, это же редкая марка… Вот если бы у меня была такая…

Дима печально вздохнул…

На другой день было воскресенье. Мама ушла очень рано: в институте велась срочная работа. Дима немного повалялся в кровати, потом встал, подошел к окну. Сыпал надоедливый мелкий дождь.

Было время идти к Леве Свирскому — они вместе делали уроки. Дима собрал нужные тетради и учебники, положил их в портфель и, накинув на плечи старый папин дождевой плащ, вышел на улицу.

На соседнем квартале находилась парикмахерская. Проходя мимо нее, Дима вспомнил, что мама еще вчера велела подстричься. Он зашел в зал ожидания. Народу было немного. Повесил плащ на вешалку, пристроил рядом портфель и стал ждать.

Очередь подошла быстро. Маленький парикмахер с замысловатой прической молча усадил его в кресло и накинул простыню. Затем он принялся с такой быстротой щелкать ножницами, что Дима не решался пошевелиться, опасаясь за свои уши. Раза два или три парикмахер отскакивал назад и, прищурившись, опять бросался к клиенту, словно тот мог сорваться с места и убежать. Наконец, он схватил бритву и, широко взмахнув ею, поправил несколько волосинок на висках.

— Освежить? — неожиданным басом спросил он, сметая волосы с Диминой шеи.

— Не надо, — покраснел Дима. Он никак не мог избавиться от детской привычки краснеть и очень сердился на себя за это. Старшекласснику можно бы научиться получше владеть собой.

Он заплатил, пошел к вешалке…

Лишь возле самого дома Левы Свирского Дима вдруг обнаружил, что взял чужой портфель. Правда, очень похожий на его — такой же величины, окраски — но все же чужой. Дима открыл портфель — может быть, там лежит что-нибудь, указывающее на владельца? Несколько книг, две чистых тетради. Отдельно в бумажке две сотенных… И больше ничего.

Пришлось возвращаться в парикмахерскую.

— Где ваши глаза были? — сердито буркнул маленький парикмахер, и Дима снова залился краской. — Приходил уже этот, с кем вы сменялись, целый скандал тут устроил. Как будто мы виноваты… Муся, где его адрес?