Эльвира Смелик - Нарисуй ее тень

– Привет!

И Женька, и парень одновременно повернулись. И не испугались, не растерялись. Парень посмотрел с любопытством, а Женька спокойно откликнулась:

– Привет! – и улыбнулась, едва заметно, но по-хорошему.

И кажется, разглядела в Костином лице нечто особенное, потому как указала рукой на собеседника и принялась объяснять:

– Это Саша. Мы с ним в одном классе учились. И живет он в соседнем доме. А уже сто лет не виделись. Даже удивительно. А это, – теперь Женька обращалась к бывшему однокласснику, – Костя.

И все? Вот так коротко и незамысловато – Костя. А где его титулы, регалии и прочие заслуги? Просто Костя? Это потому, что совершенно незначительно? Или… настолько всеобъемлюще, что в дополнительных эпитетах не нуждается?

– Ну, я пойду, – сказал Саша.

Умный мальчик. Сразу просчитал, кто здесь лишний.

Костя возражать не стал, да и Женька согласилась:

– Хорошо! – Только добавила: – Передавай от меня привет всем нашим. Вроде рядом живем, а никого не встречаю. И Верочке привет. – И опять объяснила Косте: – Это наша классная. Ну, для меня – бывшая.

– Понятно.

– Ей-то обязательно, – пообещал Саша. – Она как раз недавно про тебя спрашивала, а никто и не знал, что сказать.

– Скажи, что все замечательно, – посоветовала Женька.

– Ага! – согласно кивнул ее бывший одноклассник. – А еще жалко, что ты к нам на последний звонок не пришла.

Костя нахмурился. Кто-то же собирался уходить? Ну и… Сколько еще можно рот разевать?

И Женя не махнула безразлично рукой, а начала оправдываться:

– Ой, Саш! Если честно, совсем из головы вылетело, что у вас последний звонок в этом году. А то бы обязательно пришла.

– Тогда хоть на выпускной, – не унялся собеседник, и Женька пообещала, хотя и довольно неопределенно:

– Я постараюсь.

«Если опять не забудет», – мстительно подумал Костя и сурово посмотрел на чересчур прилипчивого Сашу. Тот, кажется, прочувствовал всю полноту эмоций, которую Костя вместил в свой взгляд.

– Ну ладно. Пока! – кивнул сначала Женьке, потом Косте – чуть более отстраненно и сухо. – Пока!

Костя не обиделся. Да по барабану ему всякие бывшие. Убрался – и ладно. А Женька спросила:

– Ты чего такой?

– Какой?

– Мрачный.

Правильнее было бы сказать – в припадке ревности. Но тогда и вопросы не нужны, все и без них понятно. А еще примешался стыд. Такое успел про Женьку надумать, в чем только не обвинил. Совсем как мама.

– А! Не бери в голову. Скоро пройдет.

Но Женька, кажется, особо и не брала. Имелись у нее заботы поважнее и порадостней.

– Маму завтра выпишут.

– Правда?

– Ага. С ней уже все в порядке. Только диету надо соблюдать. То есть почти не есть ничего. – Женька хмыкнула. – Твоя бабушка уже знает. Она там у нас уборку затеяла. А меня в магазин отправила. Пойдешь?

– Да не вопрос.

Чего там раздумывать про магазин? После услышанного-то.

Самойлову-маму выписывают. Она поправилась, и это, бесспорно, замечательно. Завтра она возвращается домой… а значит, все резко меняется. Действительно все.

Бабушке можно уезжать. У Женьки резко убавится забот. По крайней мере, не надо беспокоиться, кто присмотрит за младшим братом и приготовит поесть. И напрочь отпадает нужда в Косте.

Вот тут-то и станет ясно: нужен он был временно или… навсегда – не навсегда, но хотя бы на ближайшее будущее. Лет этак на пять… десять… двадцать…

Самойлову выписали. Инна Владимировна порадовалась бы и вздохнула спокойно, если это обстоятельство решило бы все ее проблемы. Но нет, проблем только прибавиться должно. Теперь у Жени свободного времени побольше появится, и она сможет целиком посвятить его тому, чтобы окончательно запудрить Косте мозги, привязать к себе, отобрать его у матери.

Нет, ну понятно, что сын хоть когда-нибудь да должен был влюбиться, но не в такую же девочку. Сомнительная семейка, непутевая мамаша. Учится в колледже. А это же, если по-старому называть, ПТУ, куда только самые отбросы шли. А Костя бегает за ней, как преданный щенок. Сам признался, что бегает.

Тут еще неожиданно мама заявилась. Баринова Софья Семеновна, педагог с более чем сорокалетним стажем. Это ж диагноз, а не профессия, со всеми вытекающими последствиями: наставлениями, нравоучениями, советами. И даже не предупредила.

– Здравствуй, дочка!

Приятно, конечно. Давно уже с мамой не виделась. Как-то все времени нет доехать, да и позвонить тоже. Когда они последний раз общались? Недели две назад. Или три? Странно, что Костя бабушкиному визиту не удивился.

Правда, позже выяснилось почему. Оказывается, уже больше недели Софья Семеновна жила у Самойловых.

Узнав об этом, Инна Владимировна застыла огорошенно, не нашлась, что сказать. А чувство, чувство такое, словно нож в спину воткнули. И, главное, кто? Самые близкие люди – мать и сын. А из-за кого? Из-за девчонки. Вот так она легко всех на свою сторону перетянула – и Костю, и маму Соню. А у Инны Владимировны, получается, теперь и не осталось никого.

– Ну, знаешь, мама! – постаралась она сдержаться, не показать, насколько сильны боль и обида, проговорила с усмешкой: – Прямо партизанская война за моей спиной.

Софья Семеновна не смутилась. Да ее вообще ничем в жизни не смутишь.

– Надо же было помочь детям. Кто-то же сообщил в опеку, что они тут беспризорные, голодные, сирые и босые.

И посмотрела Инне Владимировне прямо в глаза, пристально, строго, совсем как в детстве, когда пыталась определить, правду ли ей рассказывает дочка. Да только дочка выросла. Инна Владимировна уже не маленькая девочка – и не такие взгляды выдерживала. А мама продолжила, спокойно и отстраненно, словно о не слишком важном:

– А у опеки какой любимый метод? Очень простой. Детей из семьи изъять и в приют отправить. А этих-то разве нужно? Нормально жили дети, со всем справлялись.

– Ну да, и Костя им хорошо помогал! – дополнила Инна Владимировна с раздражением.

– Костя помогал, конечно, – невозмутимо подтвердила Софья Семеновна. – Что ж в этом плохого?

– И тебя позвать придумал? – не столько спросила, сколько констатировала Инна Владимировна.

– Кто же еще? Конечно, он, – опять согласилась мама, но потом добавила: – Только приехать я сама решила. И не факт, что осталась бы у кого попало-то. Сначала посмотрела, что да как, да стоит ли. – Софья Семеновна чуть-чуть помолчала. – Иннушка, оставила бы ты сына в покое. Не маленький уже, сам разберется, что ему делать.

Тут Инна Владимировна не сдержалась, и все накопившееся возмущение вырвалось наружу.

– Значит, я-то должна в покое оставить? Не вмешиваться? Ну да, еще бы. А что ж ты, мамочка, сама раньше так не делала?

Вот уж тут Софья Семеновна растерялась: