Эдит Несбит - Удивительные сюжеты Шекспира

Тем временем в замке печальная Дездемона не находила себе места. Она велела Эмилии уйти, поскольку Отелло приказал ей отослать служанку.

— Отослать меня?! — воскликнула Эмилия.

— Такова воля мужа, — сказала Дездемона, — не будем его огорчать.

Простившись с Эмилией, Дездемона тихонько запела песню девушки, которую бросил любимый, — песню бедняжки, плачущей над ручьём под ветвями плакучей ивы. Так, напевая, Дездемона легла в постель и уснула.

Проснулась она от того, что муж смотрел на неё неотрывным, пронзительным взглядом.

— Молилась ли ты на ночь? — грозно спросил Отелло и приказал невинной, кроткой Дездемоне попросить у Бога прощения за все грехи, которые лежат на её душе. — Потому что, — добавил он, — душу твою я не хочу убивать.

Отелло заявил Дездемоне, что Кассио во всём признался, — но она-то знала, что касательно неё Кассио не в чем было признаваться! Она так и сказала мужу:

— Кассио не может сказать обо мне ничего плохого!

— Конечно, не может, — отвечал Отелло. — Рот его закрыт навсегда!

Дездемона плакала, молила о пощаде, но Отелло не желал ничего слушать. Он с проклятиями схватил Дездемону за горло и задушил её.

Пришла Эмилия, сердцем почуявшая беду, и стала умолять впустить её. Отелло отпер дверь, и тут с кровати донёсся стон:

— Умираю… безвинно…

— Кто это сделал? — вскричала Эмилия.

— Никто… — ответил голос. — Я сама… Прощай!

— Это я убил её, — сказал Отелло.

К скорбному ложу, где лежала бездыханная Дездемона, сбежались люди, среди которых был и Яго. Отелло принялся перечислять свидетельства вины Дездемоны — но когда он дошёл до платка, вмешалась Эмилия и поведала правду.

И Отелло всё понял.

— Неужто у небес нет молний? — в отчаянии воскликнул он и бросился на Яго, но тот бежал, успев смертельно ранить Эмилию.

Однако Яго догнали, вернули и приговорили к мучительной казни.

Отелло же хотели отвезти в Венецию и там судить. Но он, обращаясь к венецианцам, взмолился:

— Постойте, дайте мне сказать два слова! Когда будете рассказывать об этом, опишите меня таким, каков я есть, не лучше и не хуже. Скажите, что я отшвырнул прочь прекраснейшую из жемчужин и оплакал её, хотя мои глаза доселе не знали слёз. А ещё скажите, что когда много лет назад в Алеппо я увидел, как турок бьёт венецианца, то я схватил его за горло и заколол — вот так!

С этими словами Отелло вонзил кинжал прямо себе в сердце — и рухнул замертво, коснувшись губами лица Дездемоны в последнем безнадёжном поцелуе.

[29] День добрый, Кет! Та к вас зовут, слыхал я? .. — Из перевода П. Мелковой. … как сквозь тучи солнце проникает … — Из перевода М. Кузмина. Как назовёте, так оно и есть … — Из перевода М. Кузмина. Увы, как мне ни жаль, сынок Петруччо … — Из перевода П. Мелковой.

В Падуе жил некогда богатый дворянин по имени Баптиста, и были у него две дочери-красавицы.

К старшей, Катарине, сердитой и вспыльчивой грубиянке, никто не сватался — кому нужна сварливая жена? Зато её сестра Бьянка была такой милой, нежной и кроткой, что многочисленные поклонники осаждали Баптисту, прося её руки. Но тот оставался непреклонен: сначала он должен выдать замуж старшую дочь. Вот воздыхатели Бьянки и сговорились найти Катарине жениха — после этого, решили они, Баптиста хотя бы согласится выслушать их речи о нежных чувствах к Бьянке.

Выбор их пал на молодого дворянина из Вероны по имени Петруччо, и они полушутя спросили его, не хочет ли он жениться на грубой и сварливой Катарине. К их изумлению, Петруччо ответил, что очень хочет! Если эта Катарина хороша собой и богата, сказал он, то уж ласковой и приветливой он её как-нибудь сделает.

Для начала Петруччо обратился к Баптисте с просьбой: не позволит ли тот ему поухаживать за своей дочерью — любезной Катариной? Баптисте не оставалось ничего иного, кроме как предупредить Петруччо, что дочь его вовсе не любезна. Словно в подтверждение этих слов в комнату ворвался учитель музыки: несносная Катарина сломала лютню о его голову всего лишь за то, что он указал ей на ошибку!

— Вот весёлая девчонка! — воскликнул Петруччо. — Кажется, она мне нравится ещё больше! Скорее бы встретиться с ней и поболтать.

Тут вошла Катарина, и Петруччо радостно приветствовал её:

— День добрый, Кет! Так вас зовут, слыхал я?

— Слыхали так? Расслышали вы плохо, — грубо ответила девушка. — Зовусь я от рожденья Катариной!

А вот что сказал на это Петруччо:

— Солгали вы; зовут вас просто Кет;

То милой Кет, а то строптивой Кет,

Но Кет, прелестнейшей на свете Кет.

Так вот, моя милая Кет, услышав, что люди повсеместно хвалят твою кротость и красоту, я прибыл сюда просить твоей руки.

— Моей руки?! — взвилась Кет. — Да ни за что на свете!

И она наговорила Петруччо ужасных грубостей, а в довершение всего, стыдно сказать, дала ему пощёчину!

— Ударишь ещё раз — получишь сдачи, — тихо сказал Петруччо и, несмотря на все колкости Катарины, заявил, что она мила и прекрасна и что он женится на ней во что бы то ни стало.

В этот момент вернулся Баптиста и сразу же спросил:

— Ну что, поладили вы с дочкой?

— Конечно, поладили, — ответил Петруччо. — Могло ли быть иначе?

— А ты что скажешь, Катарина? — обратился Баптиста к дочери.

Катарина так и вспыхнула:

— Нечего сказать, хорош отец! Просватал меня за полоумного, нахала, грубияна…

— Понимаете ли, — сказал Петруччо, — вы и все другие зря на неё наговаривали. Видели бы вы, как она мила и нежна, когда мы с ней наедине! Словом, я еду в Венецию за подвенечными нарядами, потому что — дай ручку, Кет! — в воскресенье мы играем свадьбу!

При этих словах Катарина вылетела из комнаты, словно ужаленная, а Петруччо, усмехаясь, спокойно вышел в другую дверь.

Мы не знаем, понравился ли Катарине Петруччо. Возможно, она просто была рада впервые в жизни встретить мужчину, который не оробел перед ней. А может, ей польстило, что, несмотря на всю её грубость и язвительность, он всё равно был полон решимости взять её в жёны. Так или иначе, в воскресенье они действительно сыграли свадьбу, как и обещал Петруччо.