Владимир Добряков - Что берешь в дорогу

Это письмо Сабины он хранил больше месяца — до той февральской пятницы, когда всем классом ходили в театр. Поход в театр организовала Люда Белова, отвечавшая за культмассовый сектор. И в театре он сидел с ней рядом, а потом пошел провожать ее домой. Нет, лучше не думать, что случилось потом…

Вспоминая эти почти трехлетней давности события, Вадим прошел к автобусной остановке и, прячась от ветра за тонкой стенкой из синего пластика, стал ждать. Скоро вдали показался автобус, но Вадим вдруг оставил свое ненадежное укрытие и поспешил через улицу в кафе. Там за широкой я прозрачной дверью только что скрылись три девушки. «В красном пальто которая, — подумал Вадим, — тоже высокая. Как Люда… Хоть чашечку кофе проглочу, насквозь ветер продырявил…»

О том, что она пригласила Виталия домой, Люда хотела сказать матери в тот же вечер, но Татьяна Ивановна сидела в теплой кухне за столом, обложившись бумагами, и на старинный манер, не пользуясь никакой электроникой, с пулеметной скоростью стучала сухими костяшками счетов.

— С самого обеда бьюсь, — не поднимая головы, пожаловалась мать. — Пришлось домой взять работу. Плавает трояк, будто пробка на воде, никак не найду ему места.

Люда подержала озябшие пальцы над синими язычками горелки и, вместо того чтобы сказать о Виталии, заметила:

— Ветер с ног валит. Когда уже кончится?

— В твоей комнате всего четырнадцать градусов. У окна не стой. Свистит невозможно. Что с этим трояком делать? Не сходится баланс…

Ночью ветер утих, и Люда, открыв утром глаза, с радостью увидела, что ветви тополя, желтовато подсвеченные солнцем, замерли за окном в неподвижности. А на длинном голом прутике суетится верткая синичка — была бы открыта форточка, может, и залетела бы в гости. Ей бы понравилось. В комнате уже было тепло и уютно и, словно в праздник, вкусно пахло жареными пирожками.

Люда улыбнулась синичке, и та мигом перепорхнула еще ближе к стеклу, будто ей только и заботы было — с утра пораньше обрадовать девушку.

Часы с капроновым черным ремешком, лежавшие на тумбочке, еще позволяли минут десять понежиться в постели, но Люда услышала в прихожей шаги и откинула одеяло.

— Мама! — рывком отворила она дверь. — Доброе утро! Видишь, какое солнце!

— Доча, а почему босиком? Надень что-нибудь на ноги. Смотреть не могу, пол настыл, холодный. Мало по больницам лежала?

Ох, молодость беспечная! Видно, и правда забыла про долгие больничные месяцы — стоит, улыбается. Татьяна Ивановна сбросила с ног тапочки.

— Живо надевай!

Про больницу Люда не забыла. Вошла вслед за матерью в кухню и села напротив стены, где на кафельных плитках солнце нарисовало вызолоченный прямоугольник окна, четкое перекрестие рамы, горшок с разлапистым столетником. Рядом с цветком, в дымном опушении волос, появилась голова Люды.

— В больнице синичка залетала к нам прямо в форточку, — без всякой связи с предыдущим сказала Люда. — До чего шустрая! Вспорхнет на тарелку с яблочными огрызками — нарочно оставляли ей, вытащит клювом семечко и скорей удирать. Раз по десять прилетала. — Люда повернулась к плите, раздув ноздри, втянула вкусный запах. — Мама, пирожки с мясом?

— Угадала.

— Ух, вкусно! Ты у меня кулинарно подкованная. Еще заварные пирожные научу делать. Научить?

— Не страшно?

— Чего?

— Раздадимся на пышках.

Люда ласковым взглядом осмотрела грузноватую, но еще не утратившую стройности фигуру матери.

— Побаиваешься? То-то, смотрю, костюмчик себе купила. Расцветка вполне даже молодежная.

— Не было других, вот и выложила почти всю свою премию. Жалко, конечно, что твоего размера не оказалось, — взяла бы и не раздумывала. А то маялась, маялась у прилавка, испереживалась вся. Дождалась, пока последний остался. Иначе бы, наверно, ни с чем и ушла. Вот так, доча, дело было. Так что не за себя опасаюсь.

— Значит, камень в мой огород? — Люда с комической обидой надула свои и без того полные губы и замотала головой. — Заявляю категорическое несогласие… Мадам! — вскочив с табуретки и явно кому-то подражая, с пафосом воскликнула она. — Ради бога, не ездите в Италию! Если Джина Лолобриджида увидит вас, то это будет — самым черным днем ее жизни.

— Это из какой же пьесы? — удивилась Татьяна Ивановна.

— Цитирую Федю Ситова.

— Артист?

— Федя — грузчик в столовой. И нам помогает, в кондитерской. Расширенная реплика в мой адрес.

— Авторитетный источник.

— Не подсмеивайся. Вот и у нас так же, почти все дурачком его считают.

— Ну, я-то не знаю его, — сказала Татьяна Ивановна. — Только к чему это — с кинозвездой сравнивать? Глупости! А ты и рада, ушки навострила.

Люда улыбнулась: конечно, глупости. Какое может быть сравнение! Но ничего не ответила. Опять посмотрела она свою тень: боже, а волосы-то смешно торчат, будто листья столетника!

— Мама, мне накрутиться или просто расчесать? Сейчас модно ходить с гладкими волосами. Как шелковая шаль лежат на спине.

— Куда-то собираешься вечером? — спросила Татьяна Ивановна.

— Нет, — подумав, ответила дочь, — не собираюсь. — И, вытянув руку, оглядела ее, освещенную солнцем, с чуть видными золотившимися волосиками, не худую руку и не полную, а как раз в меру. Хоть и дурачком его считают, но не такой уж он пустомеля, этот Федя Ситов. Люда плавно и неспешно отвела руку в сторону, где на столе в кастрюле аппетитно желтели жареные пирожки. — Не боюсь! — сказала она и откусила сразу чуть ли не половину пирожка. — Шестьдесят восемь кило. Позавчера на медкомиссии взвешивалась. При росте сто семьдесят. Так что у меня, мамочка, недобор.

— Что-то не больно заметно, — с улыбкой сказала Татьяна Ивановна. — Доберешь. Да еще на такой-то работе.

— Не обязательно. Ольга Хромцова девятый год работает на тортах, а худющая, как пугало на огороде.

— Порода, видно, такая.

— Ну вот, — согласилась Люда. — А чего мне бояться? Ты у меня в норме. Вполне смотришься. Мама, надень вечером этот новый свой костюм.

— Дочка, ты, вижу, что-то затеваешь. Не сватать ли меня собралась?

— Вообще-то стоило бы, — засмеялась Люда. — Идея грандиозная! Но пока отложим. До следующего раза. А сегодня придет Виталий. Пригласила его. Мам, ведь правильно сделала?

— Конечно, правильно, доча.

— Все-таки полтора месяца знакомы… Дружим.

— О, по нынешним временам это целая вечность. Давно пора бы показать. А то неудобно получается. Непорядок. Я же мать, не посторонняя…

Радость светилась в распахнутых голубовато-серых глазах Люды.

— Мама, вот увидишь, он тебе понравится.

— Да что я-то! В этой песне первым голосом не мне петь. Лишь бы тебе нравился.

— Ольга Храмцова, когда увидела его, обмерла. Такого парня, говорит, найти, что шесть номеров в спортлото угадать.