Владимир Добряков - Что берешь в дорогу

— Ой, глупая! — притворно ужаснулась Люда. — А я-то хожу рядом, ничего не знаю.

— Ну вот, будешь знать. В дневнике запиши для истории. Внукам будешь рассказывать… А сейчас как редактор газеты поручаю взять у чемпиона интервью. В следующий понедельник как раз новый номер надо выпускать. В этом году ты еще не радовала газету своим пламенным творчеством. Ну, работайте. А я, — Сережка достал из кармана и крутнул в воздухе металлический рубль, — в магазин пока смотаюсь. Муттер повелела доставить триста граммов сушек и полбуханки тминного…

Сережка ушел, а Вадим вновь утратил обретенную было уверенность. В школе он чувствовал себя с Беловой все же более свободно.

На этот, раз выручила Люда. Тоном Сережки Крутикова, скрывшегося за углом дома, она спросила:

— Знаменитого чемпиона серебряная медаль, конечно, не устроит?

— Само собой, — подняв глаза на Люду, улыбнулся Вадим. — Золото лучше…

— И когда чемпион надеется получить первую, медаль?..

Как давно Вадим мечтал о таком вот шутливом, непринужденном разговоре! Люду он в третьем классе заметил. Именно — заметил. До того словно и не видел ее. Сидела за партой белявая девчонка с бантиками в косицах, ходила по коридору, смеялась, а он не обращал внимания.

Булочная располагалась в двух минутах ходьбы, в этом же Аптекарском переулке, но у Сережки на покупку сушек и полбуханки тминного ушло отчего-то слишком много времени. Но Вадим ничуть не был на него в претензии. Даже радовался про себя, что Сережки все нет и нет. Казалось, никогда не было ему так хорошо, как сейчас. У турника постояли, потом, загребая ногами шуршащие листья, побродили под ветвями клена, наполовину облетевшего, но все еще нарядного, желто-красного, торжественного. Сам Вадим, пожалуй, и не сумел бы посмотреть на дерево такими глазами — Люда подсказала.

— Тебе нравится наш клен? — спросила она.

— Ничего, — кивнул Вадим, — подходящий.

— Ничего? — Люда нахмурилась. — И только? Ну, Глебов, удивляюсь. Да он же красавец, первый молодец во дворе! А листья? Из чистого золота, лучше, чем твоя будущая медаль. Знаешь, как они становятся золотыми?.. Нет, — вздохнула Люда, — ты этого не знаешь.

— Почему? — возразил Вадим. — Это и первокласснику известно: приходит осень, наступают холода…

— Нет и нет, — энергично замотала головой Люда. — Совсем не так. Я тебе скажу. Хочешь?

— Ну, скажи, — со снисходительной улыбкой согласился Вадим.

— Тогда слушай. Это происходит в прохладные ночи, когда на небе появляется луна. Все деревья завидуют ей, что она такая красивая, серебряная. И клен завидует. Но клен — умное дерево. Обращается он к мурашам, которые живут в его корнях: «Эй, славные мастера мураши, вылезайте, погрейтесь на жаркой работе, украсьте меня, чтобы стал я не хуже серебряной луны». Мураши и рады стараться, они же без дела не любят сидеть. Отыскивают в земле крупинки золота, хватают молоточки и бегут по веткам наверх. Облепят каждый лист, застучат молоточками и… Понял теперь, почему листья у клена золотые?

— Красивая сказка, — проговорил Вадим. — Где ты прочитала?

— Я об этом сама догадалась. Когда в пятом классе еще была.

— Интересно… — Вадим поднял с земли широкий желтый лист и с любопытством рассматривал его. — Гляди, а по краю — чуть красное… Что это?

— Что? — переспросила Люда. — Надо подумать.

— Да это золота мурашам не хватило, и они красной меди добавили, — сказал Вадим.

— Ой, и правда! — оживилась Люда.

— Но золотыми и другие деревья бывают, — заметил Вадим. — Может быть, кленовые мураши самые проворные и умелые? Не ждут, когда на других деревьях начнется работа.

— Конечно! Правильно! — обрадовалась Люда. — Вадим, а как думаешь: если наклеить на такой листок марку и написать адрес — на почте посчитают его настоящим письмом или выбросят?

— Выбросят? Вряд ли. Не имеют права… Но разве марка будет держаться? Сначала лист в книгу надо положить, высушить. Только сухой он ломается. Видела, как достают письма из ящика? Раму с мешком задвинут, они — ух! — всей кучей в мешок. Пока на почту привезут — от листа одна труха останется.

— Да, — с грустью согласилась Люда, — не получится золотого письма…

Еще говорили о школе, о многосерийном фильме, который шел по телевизору. Впервые, сколько помнил Вадим, Люда обращалась к нему по имени. В школе все Глебов да Глебов. И какой в школе разговор! Так, случайное обращение, вопросы по делу: «Глебов, задачка по алгебре получилась?», «Глебов, у меня карандаш сломался, точилки не найдется?..»

Наконец во дворе показался Сережка. И был он, кажется, чем-то озабочен, не насвистывал по обыкновению, не пританцовывал, не размахивал авоськой с хлебом.

— Что, Крутик, — весело спросила Люда, — сдачу посеял?

Сережка не ответил, внимательно оглядел обоих.

— Та-ак, — протянул он, а после этого высказался еще более красноречиво: — Ага…

— Вадим, — засмеялась Люда, тебе не кажется, что наш Райкин язык в очереди простудил?

— Ладно, — мрачно заметил Сережка. — Поговорили?

— Как ты велел. Интервью взяла, заметка для газеты будет… Я вам больше не нужна? — Люда церемонно поклонилась. — До завтра, рыцари. Не забудьте: по физике — контрольная.

Взглядом Сережка проводил Люду до самого ее подъезда.

— Видел артистку?.. А фигурка — в норме. И глаза… — Сережка с любопытством поглядел на Вадима. — Тебе — как?

— Что… как? — краснея, спросил Вадим.

— Ах! Нихт ферштейн!.. Нравится Людка, спрашиваю?

Вадим поколупал твердую мозоль на ладони.

— Ничего. Девчонка как девчонка.

— Сальто-мортале для нее крутишь? — в упор спросил. Сережка.

— Ты с чего это? — попробовал возмутиться Вадим.

— Ладно, — произнес Крутиков и, подумав, добавил: — Дело, Вадь, такое. В общем, ты больше сюда не приходи. Для тебя же лучше. Безопаснее. Не подумай: я тут — сторона. Моих интересов нету. Хотя Витька Боцман и мне пригрозил. Если, говорит, этот дружок твой, мастер спорта, снова появится во дворе, да еще рядом с Людкой, — оба будете биты. Это ты, значит, и я. Понял ситуацию? Сейчас возле булочной расспрашивал о тебе.

Вадим потрогал мозоли ни другой руке.

— Боцман — кто? Вертлявый тот в матросской бескозырке?

— Кто же еще! Не вздумай заводиться с ним. Боцмана все боятся. Так что, — Сережка достал из сетки горсть поджаренных сушек и протянул Вадиму, — бери вот, грызи по дороге и топай, Вадя, домой.

Вадим будто и не увидел аппетитных даров приятеля — стоял, понурив голову.

— Не надо, Вадь, не сердись. О тебе же беспокоюсь, — виновато сказал Сережка. — Мне Людка что? Ноль без палочки. А Боцман… У него интерес. Засек тебя сегодня с Людкой. Минут пятнадцать не отпускал сейчас, о тебе расспрашивал. Зеленый от злости. Нет, он зря предупреждать не станет.