Владимир Добряков - Одиннадцать бестолковых

— Никогда не слышал. Любопытно… А ну, Миша, гаси свет.

Застрекотал кинопроектор, и на простыне появился белый прямоугольник. Константин Петрович отрегулировал резкость, и вдруг все ясно увидели круглые часы.

Мишка глазам своим не верил. Точно! Те самые часы, которые висели над проходной. Это он сам снял, сам! И как хорошо видно! Две минуты пятого! А на экране — уже новые кадры.

— Это рабочие со смены идут! — взволнованно сказал Мишка. — А сейчас… Смотрите, смотрите!..

Серега сразу узнал отца. А потом он уже не слышал, что говорил Мишка, что говорили другие ребята. Он только видел отца. Вот отец удаляется. Темнеет его сутуловатая спина, на голове — серый блин кепки. Вот он стоит. Мимо проезжает машина, идут люди. Он ни на кого не смотрит. Тень от козырька чернит лоб. Вид у отца усталый и мрачный. Вот кто-то подходит к нему. Да это же Кунцев! Он бывал у них. Выпивали вместе с отцом. Смеется. По карману себя ударил. Наверно, о получке говорит. Сейчас пойдут выпивать. Нет, отец даже не улыбнулся. Тоже что-то говорит. Он как больной. Кунцев куда-то пошел. Один, без отца. А вот и отец идет. Куда это он? А теперь сидит на лавочке. Руки между коленями висят. Нет, кажется не пьяный. Рядом старик читает газету. Теперь вместо старика женщина качает коляску. Вот улыбнулась ребенку. А отец положил голову на руки. Не видно: может быть, спит. Нет, достает папиросы. Теперь и женщины нет. Один сидит. А вот — идет. Его загородили чьи-то спины. И снова — отец. Все идет. А это мастерская химчистки. Правильно, вон и вывеска. Это рядом с их домами. И тут же в глаза ударил яркий свет пустого экрана. Стрекот прекратился.

— Отличная лента! — сказал Константин Петрович. — Только мне кажется, этот товарищ несколько подвел вас. Ручаюсь, что он был трезв, как постовой милиционер… А теперь по домам, ребятки! Наверняка попадет вам от родителей — половина одиннадцатого. Ну, живо, живо! Да и мне пора.

Когда инженер ушел, Андрюшка с пренебрежением сказал:

— Сняли, называется! Только пленку израсходовали!

— Чудило ты! — счастливо засмеялся Мишка. — Мы сначала тоже так думали. Даже снимать не хотели. А потом в голову нам ударило: это же здорово, что он не напился! Ведь деньги-то получил, а пить не стал. Сережа, скажи, раньше бывало так?

Серега повернулся к нему, медленно покачал головой.

— Да я-то знаю! — горячо сказал Димка. — Это уж у него как закон было — выпить с получки. А тут больше часа просидел на лавочке, все думал о чем-то.

— Может быть, директор успел отругать его? — сделала предположение Валя Галкина.

Из передней вышла Сабина — уже одетая, с портфелем в руке.

— Сережа, — тихо сказала она. — Как звать твоего отца?

— Иван Алексеевич. — Серега вздохнул. — А что?

— По-моему, он очень переживает… Как ты думаешь?

— Не знаю. — Серега опять вздохнул.

Только Иван Алексеевич разобрался в чертеже сложной детали, которую ему предстояло изготовлять, как у верстака появился мастер участка.

— Звонила сейчас секретарь директора, — сказал мастер. — Павел Семенович приглашает тебя зайти к нему.

— Это зачем же я понадобился? — с беспокойством спросил Шубин.

— Ничего не могу сказать. Иди, сам узнаешь.

— Не робей, Иван Алексеич, — засмеялся белозубый Колюха. — Пятница — день легкий. В прошлую пятницу наша футбольная команда выиграла.

Иван Алексеевич перестал интересоваться футболом года три назад. И ни в какую легкую пятницу он не верил. Тяжелое предчувствие давило его.

Он не ошибся. Уже по началу разговора понял: приятного не жди.

Павел Семенович, зорко посматривая на него из-за стола, спросил, как он живет, как ему работается. Шубин отвечал сдержанно, все время ожидая того главного, ради чего директор вызвал его к себе. И наконец дождался.

— Что у вас с сыном, Иван Алексеич? Где он?

У Шубина словно что-то оборвалось внутри: так и есть, директору все известно. Он взял в жесткую ладонь лицо, крепко зажмурился. Сказал глухо:

— Беда, товарищ директор, с сыном. Ушел из дому. Шестой день не ночует…

— Ну уж давайте, Иван Алексеич, рассказывайте все начистоту, — подождав, сказал Павел Семенович. — Почему ушел? Кто в этом виноват?

Как ни трудно было рассказывать, а пришлось. О том, что сильно выпивает в последние годы, что здоровье расшаталось, что сын от него совсем отдалился. И удивительное дело — от этого откровенного признания ему словно бы легче стало. И Павел Семенович, как видно, не собирался ни ругать его, ни возмущаться. С густой сединой в волосах и глубокими складками на умном, усталом лице, он слушал Шубина внимательно и даже сочувственно. Когда тот, опустив голову, замолк, директор придвинул к себе листок, где во время вчерашней беседы с пионерами сделал кое-какие заметки, и сказал:

— Вчера ко мне приходила целая делегация из школы. Товарищи вашего сына. Великолепные ребята! Так вот, после разговора с ними я, признаюсь откровенно, подумал, что вашей историей должна заняться заводская общественность. А теперь не знаю, как быть. Вижу, сами все понимаете. Так что будем делать, Иван Алексеич?

Шубин не сразу поднял голову.

— Известно, — тихо и с болью проговорил он, — пьянице веры мало. Но, Павел Семенович, это вы правильно сказали, что я понял. Вот вчера получка была. Ни грамма не взял в рот. Я сказал себе: нет! И не взял. У меня, Павел Семенович, печень совсем ни к черту. Э-э, что говорить! Вот чувствую будто старость наваливается. А какой я старик? Еще сорока нет. А Сережка — вот у меня где. — Иван Алексеевич прижал растопыренные пальцы к груди. — Как лягу — все о нем думки. Где он? Голодный, холодный? Каждый день жду…

— Иван Алексеич, — неожиданно перебил директор, — когда у вашего сына день рождения?

— В ноябре. Шестнадцатого числа.

Павел Семенович взял из стакана красный карандаш.

— Так и запишем: шестнадцатого ноября. Считайте, что я напросился на именины. Договорились?

— Господи! — опешил Иван Алексеевич. — Да мы с полным удовольствием. Милости просим.

— И прекрасно! Подарок за мной. Больше, Иван Алексеич, не задерживаю вас. Можете идти…

Оставшись один, директор, словно нашаливший мальчишка, довольно потер рука об руку и вызвал к себе секретаря.

— Раиса Гавриловна, вот вам листок. Позвоните в 62-ю школу и разыщите учительницу Елену Аркадьевну. Фамилию я не записал, но это ничего — там знают: классная руководительница 6-го класса «В». Мне необходимо с ней переговорить…

Колюха с нетерпением ожидал возвращения Шубина. Едва Иван Алексеевич подошел к верстаку, Колюха выставил все свои тридцать два жемчужных зуба.