Юлия Кузнецова - Первая работа. Испания

— Есть хочу! — весело сказала я Любомиру. — Пойдём искать чуррос?

— А что это? — спросил он, и я с удовольствием объяснила про жаренные в масле пончики в форме подковки, которые макают в шоколад или кофе. Он слушал внимательно, серьёзно, не перебивал. В конце концов я замотала головой и засмеялась:

— Всё! Не буду рассказывать, пока мы их не найдём! Давай поговорим про что-то другое. Где твой брат?

— Ныряет с пирса, — показал Любомир, загородившись ладонью от солнца, как козырьком.

Я замерла, заворожённая зрелищем. Богдан прыгал и прыгал с пирса, мгновенно вылезал и снова прыгал, как заводной морской львёнок. Сколько же энергии в этом молчуне!

Тем временем мы подошли к прибрежному кафе в стиле большого бунгало. Афроамериканец с дредами протирал стойку тряпкой.

— ¿Hola, hay churros? — смело спросила я.

Он покачал головой. Обескураженная, я повернулась к Любомиру.

— Странно. В путеводителе написано, что они продаются везде.

— Где написано? — не понял Любомир.

Я махнула рукой и снова развернулась к стойке. Афроамериканца сменила загорелая блондинка в топике, который напоминал наряды пещерных людей: тёмная замша, лямка через плечо. Её волосы тоже были заплетены в дреды, только короче.

— Может, купим мороженого? — предложил Любомир.

Я заметила, что он всё лучше и лучше говорит по-русски. Наверное, потому что общается со мной — носителем языка. Интересно, мой испанский тоже день за днём улучшается, раз я постоянно общаюсь с испанцами?

— Хорошая идея, — кивнула я. — Только как понять, какое у них есть?

— Давай спросим.

— Подожди, — я взяла его за локоть и покосилась на блондинку, — я не знаю, нужно ли оставлять чаевые, если покупаешь мороженое в баре, а не в магазине.

— Что? Ты хочешь чай?

— Нет! Чаевые! Когда дают немного денег официанту.

— А, tips .

— Говори по-русски! — толкнула я его.

Барменша не сводила с нас насмешливого взгляда.

— У неё такой вид, как будто она очень ждёт чаевых, — проговорила я.

— У меня нормальный вид, детка, я так всегда смотрю на русских туристов! — ответила мне блондинка по-русски совсем без акцента.

Я замерла с открытым ртом.

— Что, привыкла обсуждать других? Думаешь, тебя не понимают? — усмехнулась барменша. — Отвыкай!

Любомир непонимающе переводил взгляд с меня на неё.

— Простите, — вырвалось у меня, и я бросилась бежать, не замечая, как песок жжёт мои пятки.

— Мне не нужны твои дурацкие чаевые! — крикнула она мне вслед.

Как стыдно, боже мой, как стыдно!

Я домчалась до того места, с которого нырял Богдан. Забежала сбоку и приземлилась на покрытые зелёной тиной валуны, подпиравшие пирс. Камень оказался холодный и скользкий, и я съехала по нему, больно ударившись копчиком. Всё равно, мне было всё равно. Я уткнулась лицом в колени, закрыла голову руками. Но в ушах всё равно звенел издевательский смех…

«Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно», — вспомнила бы бабушка строчки из Лермонтова.

Но её рядом не было. Никого вообще рядом не было, кто мог бы меня утешить, защитить от позора. Только эти холодные валуны, облепленные тиной и грязью.

Послышался шумный вздох, рядом со мной кто-то тяжело опустился на землю. Тюлень? Я приоткрыла глаза. Да, почти угадала. Богдан. Обмякший от бесконечных прыжков, он разлёгся, как кот, уместившись на песке у подножия валунов, и прикрыл глаза. Его ещё тут не хватало! Сейчас и Любомир подойдёт! А видеть его после этой позорной истории было для меня всё равно что снова хватать утюг, о который только что обожглась.

Впрочем, вот и он, лёгок на помине. Подошёл, молча протянул мороженое. Мне — так называемый сэндвич, брусок пломбира, зажатый между двумя печеньями. Брату — фруктовый лёд.

— Спасибо, — выдавила я.

Любомир кивнул, молча опустился рядом со мной и, обгрызая шоколад на своём мороженом, достал телефон и стал в нём что-то набирать. Я принялась за свой сэндвич. Противная барменша, весь аппетит отбила.

— Как по-испански tips ? — спросил Любомир, оторвавшись от телефона.

— Что? — опешила я. — Ты хочешь выложить где-то эту историю? В «Фейсбуке»?!

— Нет. Запишу её для Исабель. Завтра покажем её с Богданом.

— Ты что?! — завопила я, едва не выронив мороженое на песок. — С ума сошёл?! Хочешь опозорить меня на всю школу?

— Почему тебя? — не понял Любомир. — Мы с Богданом покажем всё сами. Я бармен, он — клиент.

— Это ужас, — поникла я.

— Почему ужас? Почему ты такая грустная? Такое со всеми бывает.

— С тобой было? — я вскинула на него глаза.

— Со всеми, — повторил Любомир, — просто один раз. У каждого — один. Потом начинаешь… как это…

Он пошевелил пальцами.

— Когда страшно?

— Опасаться?

— Да, опасаться!

Эта мысль меня развлекла. И правда. Я точно больше не стану никого обсуждать в надежде, что он не понимает моего языка. Такие случаи — как прививка. Правда, Марина обсуждает сеньору при ней же. Но у Марины, наверное, такого случая не было.

— Погоди, — тронула я Любомира за плечо, — нам же нужно подслушать историю на испанском. А не на русском.

— У нас нет времени, — вздохнул Любомир, — мы приехали на одну неделю. Я поэтому хочу перевести. Поможешь?

Я помогла. Не сама, пришлось прибегнуть к словарику. Но всё-таки худо-бедно мы перевели этот диалог.

— Можно посмотреть, что вышло? — спросила я.

Любомир протянул мне телефон. Он всё записывал в приложении «Блокнот». У меня было примерно такое же в телефоне, только «страницы» не жёлтого цвета, а зелёного. Я принялась перечитывать историю. На испанском, а не на русском, да ещё и как диалог между двумя парнями, она показалась далёкой и оттого не обидной, а даже чуточку смешной. Особенно забавно Любомир перевёл словосочетание «дурацкие чаевые». Он написал «propinas locas», то есть «сумасшедшие чаевые». Выходило, что бармен отказывается то ли от гигантского вознаграждения, то ли от чаевых «с приветом».

— Забавная каша-малаша, — проговорила я.

— Каша что? — удивился Любомир, и я долго, смеясь над неловкостью, с которой сама подбирала слова, объясняла значение этого выражения.

Вдруг телефон Любомира дрогнул у меня в руках, и появилась строчка сообщения из вотсапа. Текст был на болгарском, но сопровождался таким количеством сердечек, что о содержании нетрудно было догадаться.

Любомир покраснел и отобрал у меня телефон.

— Извини, — сказал он, — то есть… Э-э-э-э… Ну…

— Да-да, — кивнула я, тоже смутившись.

— Ну не то… Я… не то…

— Каша-малаша, — вдруг сказал Богдан.

Голос у него был низкий, как у взрослого мужчины, и совсем не вязался с его щуплым обликом. Я улыбнулась ему, он ответил тем же, и мы занялись мороженым, слушая шум моря.