Николай Чуковский - Двое (Сборник)

С предельной скоростью несся он куда-то на северо-восток. Зенитки уже остались позади, и разрывов не было видно, но тут Пасынков заметил, что правое его крыло пылает. В первое мгновение он понадеялся, что благодаря скорости ему удастся сбить пламя. Но пламя цепко держалось за крыло и подползало к фюзеляжу.

Неуправляемый горящий самолет уже перемахнул через линию фронта и несся над нашими войсками. Тогда Пасынков приказал штурману Рысакову и стрелку-радисту Коробкину выпрыгнуть на парашютах. Впоследствии Рысаков рассказывал, что отлично понимал всю безнадежность положения и, прыгая, не сомневался, что Пасынков прыгнет вслед за ним. Но Пасынков не прыгнул.

Все трое были комсомольцы — Пасынков, Рысаков и Коробкин. Не знаю, сколько лет было Пасынкову, но на вид он казался слишком молодым даже для своего звания младшего лейтенанта. Родился и вырос он в Ленинграде, на улице Стачек, между Кировским заводом и Северной верфью. Он не выпрыгнул, так как видел, что его горящий самолет несется, постепенно снижаясь, прямо на город, на вырастающие впереди серые громады домов. Он подожжет дома, если упадет на городские крыши.

Исполинский кран Северной верфи чернел впереди, возвышаясь над домами. Паша Пасынков решил попытаться повернуть самолет триммерами влево и бросить его в воду залива.

Самолет уже почти не повиновался и триммерам. Однако все-таки он кое-как завернул несколько влево, и Пасынков увидел под собой воду, несясь мимо Торгового порта. Теперь нужно было заставить самолет нырнуть, и Пасынков, работая триммерами, прижимал его к воде, но не успел: залив кончился, и самолет, несясь над самой водой, влетел в устье Невы.

Слева были дома Васильевского острова, справа — судостроительный завод. Прямо перед собой он увидел мост лейтенанта Шмидта.

Пасынков понял, что нырнуть в воду перед мостом он уже не успеет. Сейчас он налетит на мост, разобьет его и разобьется сам. Оставалось только попытаться перепрыгнуть через мост.

Он чуть-чуть приподнял самолет и пронесся над самым мостом, едва не задев за трамвайные провода. Теперь в воду — как можно скорее в воду! Нырнуть бы тут, посредине реки, как раз между Адмиралтейством и университетом! Но перед ним возник новый мост — Республиканский, и он стремительно несся к нему.

Он понял, что и здесь не успеет нырнуть, и в последнее мгновение, приподняв самолет, перепрыгнул через Республиканский мост. Теперь он мчался вдоль Зимнего дворца, волоча за собой длинную струю дыма. Самолет стал поникать к воде. Пасынков понадеялся было, что ему удастся обрушить его в воду перед Петропавловской крепостью. Но его все еще несло — прямо на Кировский мост.

Кировский мост был последний, через который он перепрыгнул. Горящий самолет, перепрыгнувший через три моста, упал в воду напротив здания Военно-медицинской академии, как раз перед Литейным мостом.

Пасынкова выловили из Невы краснофлотцы, проходившие мимо на моторном катере. Ему удалось вылезти из самолета, он стянул с себя шлем, и голова его, с желтыми волосами, то погружалась в воду, то опять появлялась на поверхности. Когда его вытащили на борт, оказалось, что он совсем невредим, только брови сгорели. Он был очень возбужден в первую минуту и все объяснял, что самолет непременно подымут со дна.

— Ведь моторы совершенно целы, — повторял он. — Моторы — самое главное.

И катер провез его под тремя мостами, которые тоже были целы, и вечером он явился в свою эскадрилью, которая уцелела, потому что он принял весь огонь немецких зениток на свой самолет.

Вам показалось, что он угрюмый? Он не угрюмый. Он неразговорчив, особенно с людьми, которых мало знает. А мне известно, что он весельчак. Два года назад, когда он был лейтенантом, я видел, как он катался с женой и приятелями в лодке по Волхову. Он раскачивал лодку, брызгал водой, пел, баловался, словно маленький.

А странная эта легенда о Феде Топоркове давно идет. Она, пожалуй, еще с училища за ним тянется. С инструкторских еще времен.

Он ведь учился замечательно, по пилотажу кончил первым, и его оставили при училище инструктором. И инструктор он был поначалу хороший, да вдруг стал откалывать чудеса.

Он вылетел на «У-2» в очередной полет с курсантом. Заметил глубокий, длинный овраг (на Северном Кавказе такие овраги не редкость). Дно оврага поросло высокой травой и кустами. Он покружился над оврагом, нырнул в него, помчался по оврагу над самым дном. Колеса чуть не задевали за ветки кустов. На десятки метров вверх — обрывы и скалы. Впереди еще сложней, овраг сужается, делает резкий поворот. Здесь и птица пролетит с опаской.

Курсант не дышит. Впереди овраг настолько узок, что пролететь, ведя машину горизонтально, невозможно. Федя Топорков опускает одну плоскость, подымает другую, ставит машину боком. Один склон мелькает под колесами, другой — над головой. Вот и конец оврага. Курсант счастлив: сейчас они вынуждены будут подняться. Но нет. Федя разворачивает самолет и снова проходит весь овраг в обратном направлении.

А на другой день выкинул он знаменитую штуку с телеграфными столбами. Летел он над степью и вдруг заметил внизу телеграфную линию. Он спустился, нырнул под провода и пошел змейкой вдоль всей линии — один столб справа от себя оставит, другой слева.

Он так играл со смертью оттого, что была одна девушка, которую он полюбил в то время и на которой потом женился. О девушке этой я вам сейчас расскажу, а пока только замечу, что вон с каких времен, с училищных, пошла легенда, что смерть его не берет.

Девушку звали Нина, была она высока ростом, черноволосая, и в том южном городке на берегу Азовского моря считалась первой красавицей.

Она сама знала, что она красавица, и вела себя очень гордо. Покрасит губки, выйдет на бульвар под акации, а кавалеры за ней — целый взвод. И кавалеры — лучшие танцоры, самые бойкие в городе молодые люди. И всех их держала она в повиновении и страхе. Казалось бы, такому увальню, как Федя Топорков, и подступиться к ней невозможно.

Однако он подступился и все эти свои штуки с оврагом и телеграфными столбами из-за нее выкидывал. И, видимо, не зря. Не знаю, как это у них все вышло, но стала Нина его невестой. И была права — из всех, кто за ней ухаживал, был он самый стоящий.

Он ей говорит:

— Будем мы с тобой жить по-хорошему, по-семейному, будут у нас и детки.

И вдруг она ему отвечает:

— Не знаю, будут или нет, а один ребенок у меня уже есть.