Эдуард Веркин - Пролог (сборник)

Однако во время смуты северных княжеств в одном из многочисленных сражений И. получил ранение копьем, вследствие которого напрочь утратил возможность к продолжению рода. Тогда Великий, воспользовавшись ситуацией, предложил И. продать алмаз ему, но И. вновь отказался. Конечно, Великий мог завладеть алмазом и просто так – несмотря на дружбу, И., впрочем, как и все остальные, был всего лишь вассалом и слугой Великого, и все его имущество, люди и даже жизнь сама принадлежали Великому. Но поступать так было нельзя. А тяжелое сияние красных капель сводило с ума и заставляло придумывать все новые и новые способы достижения заветной цели. Но все сводилось к одному – чтобы получить камень, надо убить И.

Случай подвернулся неожиданно. И. вернулся с севера и отдыхал от войны в гостях у Великого, дни они проводили в пирах, охоте и состязаниях, а вечера в беседах и наблюдениях за небесными светилами – несмотря на свой воинский род, И. был ученым, изобретателем и тонким человеком, а на самой крыше дворца имелась небольшая обсерватория, построенная еще дедом Великого. И как-то раз, устав от головокружительного движения планет и звезд, они спустились вниз и, устроившись в креслах, спорили о том, что движет планеты и как зажигаются звезды.

– Представляется невозможным, – говорил Великий, – что светила движутся сами по себе. Если мы предположим подобное, то нам придется предположить и то, что они двигаются всегда, то есть вечно – а вечность, как и бесконечность, невообразима. Таким образом, кто-то когда-то привел все это в движение. Это и был Бог.

И. улыбался и возражал:

– В твоих мыслях коренятся противоречия, и одно из них следующее. Если Бог источник всего и источник перводвижения, то кто же тогда создал Бога и придал движение ему? И следует, что кто-то создал Бога? Кто тогда создал Того, кто Создал Бога? И так до бесконечности, а она, как ты говоришь, невозможна.

Они снова продолжали свой спор, который мог продолжаться до утра, а иногда и до обеда. Тема для спора не менялась уже давно, последние годы Великий и И. все обсуждали и обсуждали одно – возможность существования Бога, взгляды на которого у них были совершенно противоположны. Великий говорил, что Бог есть и что мир, люди и все вокруг создано им, И. же говорил, что мир возник сам по себе из небесного огня, а люди произошли из зверей и каждый из людей подобен обличием и повадками тому зверю, из кого он произошел.

– Человек толстый, сильный и грузный произошел от медведя, и поведением своим он подобен медведю, – утверждал И., – добр и неповоротлив. А если от тигра – то быстр и храбр и воинственен. А кто от лисицы – хитер и изворотлив. И жители разных областей произошли от разных животных. Вот, например, жители южных княжеств, только взгляни на них – и сразу ясно, что род их произошел от лисиц – мелкие, юркие, хитрые, – все как один торговцы или воры.

– Ты не прав, друг мой, – так же неторопливо отвечал ему Великий. – Человек не произошел ни от медведей, ни от лис и ни от змей, людей создал Господь. И в каждом человеке заложено божественное зерно, и независимо от того, где живет этот человек и как он живет, это зерно произрастает и дает семена. Ибо в этом, и только в этом, заключен божественный замысел.

– Наоборот, – возражал И., – в человеке ничего божественного нет. Человек живет не по божественной воле и не сам по себе, его воспитывают люди, которые окружают его и указывают путь. Родители, учителя, соседи. Не будет их вокруг – и человека тоже не будет.

Великий разгорячился.

– Человек останется человеком в любом случае и в любом положении, ибо на это есть высшая воля! – упрямо сказал он.

И вот здесь-то все и началось – И. как бы очнулся от дремы и, посмотрев Великому прямо в глаза, что позволялось ему лишь в самых крайних случаях, сказал:

– Есть способ проверить или, наоборот, опровергнуть твою правоту.

И добавил:

– Если окажешься прав ты, я отдам тебе это.

И. продемонстрировал заветный кисет из леопардовой шкуры.

– А если прав окажешься ты? – спросил Великий.

– Ты отдашь мне Предгорье и право на владение.

Великий задумался, но лишь на мгновенье, он ничуть не сомневался, что прав он и что он одержит в споре верх, он просто решал, к лицу ли ему, потомку древних из древнейших, вступать в подобное соглашение с низшим, но потом слепящий блеск «Двух Звезд» смыл всю эту бесплодную и пустую гордость.

– Я согласен, – сказал он.

Великий велел принести золотую булавку с двумя острыми концами, и они, обговорив предварительно условия, скрепили соглашение кровью, как это и было принято. Хотя и обоюдного слова было бы вполне достаточно.

План, предложенный И., был прост.

И. указал, что человек достигает совершеннолетия к четырнадцати годам (женщина несколько раньше, но ведь женщина и не человек), к четырнадцати годам человек может стать воином, может жениться, он может приобретать имущество и посещать представления бродячих театров, может уйти из дома и пойти против воли своего отца. В четырнадцать лет человек становится человеком. Поэтому надобно взять восемь младенцев…

Почему именно восемь, спросил Великий. Восемь сторон света, восемь планет, восемь возрастов человека…

Надобно взять восемь младенцев и кормить их насильно до тех пор, пока они не научатся есть сами. Затем их следует поместить в закрытое пространство, например в большой кувшин, и держать четырнадцать лет, не позволяя ни с кем общаться, даже с охранниками.

Не слишком ли долго, спросил Великий.

Долго. Но меньше нельзя. Если в человеке есть божественная искра, то она разгорится никак не раньше и через четырнадцать лет из кувшина выйдет невежественный, но вполне нормальный человек. Тогда спор выиграл Великий и И. отдает ему «Две Звезды».

Если же через четырнадцать лет из кувшина выйдет дикарь, неспособный для жизни, то выиграл И. и Великий дарует ему Предгорье и наследственное владение, хотя зачем ему наследственное владение, если у него нет наследников?

И все было сделано, как предлагал И.

Великий созвал лучших гончаров со всей земли, и они не подвели, вылепили и обожгли восемь огромных кувшинов, или горшков, из дорогой белой глины, упроченной специальными секретными примесями, придававшими кувшинам необычайную твердость. Каждый из горшков высотой был в три человеческих роста, а шириной в четыре человека, раскинувших руки от кончика до кончика пальцев. Кувшины были пузаты, тяжелы и непроницаемы, горловины кувшинов узки, в них с трудом пролезает воин без панциря, пробить изнутри нельзя и взобраться по гладким, как зеркало, стенкам тоже нельзя; таким образом, вылезти из кувшина без помощи извне невозможно. Впрочем, попасть внутрь тоже – горловина каждого закрывалась решеткой из бронзы.