Сьюзан Кулидж - Что делала Кейти

— Как надолго? — спросила испуганно Кейти. — Больше месяца?

— Не могу сказать точно, — отвечал отец. — Доктора думают, да и я тоже, что травма позвоночника такого рода, что постепенно ты ее перерастешь, ведь ты молода и сильна. Но все-таки лежать придется долго — месяцы, может быть, дольше. Единственные средства при такой травме — время и терпение. Это тяжело, дорогая, — продолжал он, потому что Кейти горько разрыдалась, — но время и терпение в конце концов помогут тебе. Не надо терять надежды. Думай о бедной кузине Элен, которая провела долгие годы без малейшей надежды!

— Ах, папа, — задыхаясь, шептала Кейти между всхлипами, — разве это не ужасно: несколько минут на качелях привели к таким тяжелым последствиям. Всего несколько минут!

— Да, всего несколько минут, — печально повторил доктор Карр. — И еще такая мелочь, как непослушание. Ведь тетя Иззи запретила вам тогда качаться на качелях. Маленький гвоздик выпал из «подковы послушания», Кейти.

Годы спустя Кейти рассказывала, что самыми длинными в ее жизни были шесть недель, которые протекли после того разговора с папой. Теперь, когда она знала, что нечего и рассчитывать на скорое выздоровление, дни тянулись неимоверно долго. Каждый казался еще скучнее и отвратительнее, чем предыдущий. Ею овладела апатия; ничто ее не интересовало. Тетя Иззи принесла книги, рукоделие, но ей не хотелось ни читать, ни вышивать. Ничто не занимало ее. Кловер и Сиси приходили посидеть с сестрой, но, слушая рассказы о том, как они играли и что делали, она начинала плакать так горько, что тетя Иззи попросила их приходить пореже. Девочки очень жалели Кейти, но комната была такой мрачной, а Кейти — такой раздраженной, что им и самим не очень хотелось приходить к ней. В те дни Кейти пожелала, чтобы тетя Иззи плотно закрыла ставни, и лежала в темноте, думая о том, как она несчастна и какой жалкой будет отныне вся ее жизнь. Все были очень терпеливы и добры к ней, но она слишком погрузилась в свое горе, чтобы замечать это. Тетя Иззи беспрестанно бегала по лестнице вверх и вниз. Целый день она была на ногах, стараясь хоть чем-нибудь порадовать Кейти, но девочка холодно говорила «спасибо», не замечая усталого лица тети Иззи. Все это тяжелое время Кейти не проявляла никакой благодарности за все, что для нее делали.

Но как ни плохо было днем, ночами ей было еще хуже. Тетя Иззи засыпала, а Кейти лежала с открытыми глазами, одолеваемая долгими, безнадежными приступами рыданий. Она думала о своих прежних планах на будущее, о делах, которые собиралась совершить, когда станет взрослой. «А теперь я никогда и ничего не сделаю, только буду лежать здесь. Папа говорит, я скоро стану здоровой, но это неправда, я знаю, что не буду здоровой никогда. Но даже если мне когда-нибудь станет лучше, все равно я буду слабой. Другие вырастут и обгонят меня во всем, и мне будет горько и обидно. О, Боже! Боже! Как все ужасно!»

Первым событием, которое утешило Кейти в ее горе, было письмо от кузины Элен, которое папа принес однажды утром и вручил тете Иззи.

— Элен пишет, что на этой неделе едет домой, — сказала тетя Иззи. Стоя у окна, она читала письмо. — Мне очень жаль, но она, наверно, права, что решила не останавливаться у нас. Двое больных в доме одновременно — это слишком тяжело. Мне хватает и одной Кейти.

— Тетя Иззи! — воскликнула Кейти. — Пусть кузина остановится у нас хоть на день! Уговорите ее! Я так хочу ее видеть! Пожалуйста! Пожалуйста, папа! — Она почти плакала.

— О, конечно, дорогая, если ты так сильно хочешь этого, — ответил доктор Карр. — Тете Иззи, конечно, будет трудно, но она так добра, что навярняка согласится, раз тебе это доставит большое удовольствие. Не правда ли, Иззи? — И он умоляюще посмотрел на сестру.

— Ну, конечно, я постараюсь! — сказала мисс Иззи самоотверженно. Кейти так обрадовалась, что первый раз в жизни по собственному желанию обвила руками шею тети Иззи и поцеловала ее.

— Спасибо, милая тетушка! — сказала она.

Тетя Иззи была счастлива. Под ее суетливыми манерами скрывалось доброе сердце, только Кейти до своей болезни не понимала этого.

Всю следующую неделю Кейти сгорала от нетерпения. Наконец кузина Элен приехала. На этот раз Кейти не стояла на ступеньках, приветствуя ее, но через какое-то время папа принес Элен на руках в комнату Кейти и посадил в большое кресло около кровати.

— Как здесь темно! — воскликнула Элен после того, как они поцеловались и обменялись несколькими фразами. — Я совсем не вижу твоего лица. У тебя болят глаза, если света больше?

— Нет, — отвечала Кейти, — глаза не болят, но я не люблю, когда в комнату светит солнце. Я от этого хуже себя чувствую. Приоткрой ставни, Кловер.

Кловер выполнила просьбу.

— Теперь хоть что-то видно, — сказала кузина.

И она увидела ребенка с несчастным, горестным выражением лица. Лицо Кейти стало худым, вокруг глаз от частых слез образовались красные круги. Тетя Иззи уже дважды в то утро расчесывала ей волосы, но Кейти нетерпеливо запускала в них пальцы, и теперь они торчали над головой, как неухоженный куст. На ней была ситцевая ночная рубашка, чистая, конечно, но какого-то уродливого фасона. Комната, хотя и опрятная, тоже выглядела некрасиво из-за стульев, составленных вдоль стен, и множества бутылок с лекарствами на каминной полке.

— Разве это не отвратительно? — вздохнула Кейти, заметив, что Элен оглядывает комнату. — Мне здесь все противно. Но теперь стало лучше, потому что вы приехали. Ах, кузина, это было такое ужасное, ужасное время!

— Я знаю, — сказала кузина с глубоким сочувствием. — Я знаю все, что с тобой случилось, Кейти, и мне тебя очень, очень жаль. Это тяжелое испытание, дорогая моя девочка.

— Но как вам удается переносить все? — заплакала Кейти. — Как вы можете быть такой милой, красивой и терпеливой, когда вам всегда больно и ничего нельзя исправить, и вы не можете ходить и даже стоять? — Ее голос потонул в рыданиях.

Кузина Элен некоторое время ничего не отвечала, только гладила Кейти по голове.

— Кейти, — произнесла она наконец. — Папа разве не говорил тебе? Он думает, что ты скоро поправишься.

— Да, — ответила Кейти, — говорил. Но, может быть, это случится совсем не скоро. Я хотела сделать так много разных дел. А теперь я не могу делать вообще ничего!

— О каких делах ты говоришь?

— Учиться и помогать людям, и стать знаменитой. Я хотела учить детей. Мама просила меня заботиться о них, и я собиралась как раз начать. А теперь я не могу ходить в школу и учиться не могу. И даже если я когда-нибудь поправлюсь, к тому времени дети уже вырастут и я им не буду нужна.