Владислав Крапивин - Мушкетер и фея и другие истории из жизни Джонни Воробьева

На валу и на всем берегу сплошь цвели желтые деревья.

Это был не печальный осенний цвет, а солнечный, очень теплый. Летний. Как у одуванчиков, когда они в конце мая высыпают на лужайках. Цветущие деревья закрывали склоны и берег яркими грудами. Листьев не было, зато желтые гроздья цветов сплошь покрывали ветки и стволы. Громадные гроздья, по форме похожие на соцветия черемухи, только гораздо крупнее.

Цветочная гроздь качалась у самой Джонниной щеки. Джонни разглядел выпуклые лепестки, прожилки на них и мохнатые, как ножки шмеля, тычинки. От всплеска громадной радости Джонни зажмурился и глубоко-глубоко вдохнул теплый южный воздух. Солнце ласково трогало ресницы и лоб. У желтого миндаля запах был, как у одуванчиков, когда в них с размаха зароешься лицом.

— Ура… — шепотом сказал Джонни. — Ой, какое ура… — Раскинул тонкие, незагорелые еще руки, оттолкнулся упругими кедами и кинулся со склона к морю.

Солнечный цвет летел ему навстречу. Пушистые лепестки облепили белую майку со стрелком из лука, мягко чиркали по голым рукам и ногам, губы стали сладковатыми от пыльцы. А Джонни все мчался и теперь понимал, что бежит не с вала, а с крутой пирамиды, заросшей по самую верхушку желтым миндалем. Ветки делались все гуще, наконец сплелись в сетку, подхватили, подкинули над желтой рощей легонького Джонни… И он ничуть не испугался, потому что падать стал медленно-медленно. И купался в солнечном тепле. И знал, что мягкие ветки подбросят его снова…

Слово «миндаль» тихонько звенело в воздухе — как стекляшки, которые девчонки просыпали на каменные ступени. «Мин-даль… даль… даль… динь… длинь…»

И когда желтые деревья погасли и Джонни понял, что этот перезвон — телефонный сигнал в прихожей, он ничуть не огорчился. Короткий южный сон был как неожиданный подарок. Еще одна радость ко многим радостям, которые ждали Джонни впереди. В этом сне все было такое настоящее, что Джонни запомнит его навсегда.

Телефон сыпал негромкий, но длинный и настойчивый звон. Джонни понял: это междугородный сигнал. Он не удивился. Двоюродная сестра Вера часто звонила из Москвы. И сейчас это, конечно, она. Будет передавать приветы от себя, от Валентина Эдуардовича и спрашивать, не приедет ли Джонни в гости. Небось и билет на какую-нибудь столичную елку для него раздобыла.

А он не приедет, он не может! Скоро он будет далеко-далеко! У самого моря!

Джонни, сияя, выскочил в прихожую. Подхватил скользкую трубку.

— Это ты, Вера?

— Это я, — сказал тонкий голос. Чуточку знакомый, но непонятно чей. — Это ты, Джонни?

— Я… А ты? Ты кто?

— Юрка!

— Какой Юрка?

— Ну, это я! Молчанов!

Тревожиться было нечего. Совершенно нечего. И все-таки Джонни слегка вздрогнул. И спросил сердито, чтобы эту непонятную тревогу прогнать:

— Ты откуда взялся? Уже приехал?

— Нет, я из «Березки».

«А зачем звонишь?» — спросил Джонни. То есть нет, не спросил. Хотел только, но почему-то удержался. Сам не знал почему.

— Я не из самой «Березки», а со станции, — торопливо и звонко сказал Юрик (так чисто было слышно, будто он рядышком). — Тут будка автоматная, на ближние города, вот я и звоню. По пять копеек спускаю.

— А почему ты на станции? Ты что, сбежал?

— Да нет! — Юрик переливчато засмеялся. — Ко мне мама приехала. Она может меня домой забрать, если я хочу.

— А тебя отпустят? Ведь еще целая неделя…

— Меня отпустят, если я очень попрошу и мама! Потому что наш врач говорит, что у меня все хорошо. Потому что я под пирамидой лечился.

— Что? — спросил Джонни слегка обалдело.

— Да! Я такую пирамиду из картонного ящика сделал и над кроватью устроил и под ней спал в тихий час и ночью. Ты же сам говорил, что пирамиды для всего полезны, и для здоровья тоже.

Джонни тоже засмеялся:

— И тебе разрешили?

— Ага! Я же говорю, у нас такой хороший врач. Он на нашего директора похож. Он сперва хохотал, а потом сказал: спи на здоровье под пирамидой, если тебе это помогает. Говорит, хуже не будет… А мне даже лучше! Это на рентгене видно!

«А зачем ты звонишь-то?» — опять подумал Джонни. Вообще-то ничего удивительного не было: дорвался человек до телефона и трезвонит на радостях. Свобода! Домой еду! Но беспокойство опять царапнуло Джонни.

— Юрка! Значит, ты сейчас домой поедешь?

— Я не знаю! Мы с мамой пришли тебе позвонить, можно ли?

— А я-то при чем? — изумился Джонни.

— Ну, потому что я сказал Владимиру Геннадьевичу, врачу нашему, что мы с тобой должны на каникулах в Москву поехать, что это очень важное дело. И маме сказал. Ну вот, Владимир Геннадьевич и говорит: если правда поедете, то отпущу. Раз уж такое это неотложное дело! А мама говорит: давай сперва спросим Джонни… Джонни! Мы поедем?

Сон про желтый миндаль опять колыхнулся в глазах у Джонни. Только не было упругой сетки из цветов, а будто носом о твердый ствол…

— Джонни!.. — обеспокоенно зазвенел Юркин голос.

— Да подожди ты! — отчаянно сказал Джонни.

— Я жду… Только у меня деньги автоматные кончаются.

— Ты же писал, что десятого числа приедешь!

— Ну да! Вот мама и говорит: позвони, вдруг Джонни занят в каникулы! А ты ведь не занят?

«А вот как раз и занят! Откуда я знал, что ты, балда такая, сорвешься из «Березки» раньше времени? Что же мне, от Черного моря отказываться? Я на юг улетаю!» — Так Джонни должен был ответить по всем законам здравого смысла. Так он и ответит сейчас. Только секундочку он помедлил. Потому что дурацкое воображение не вовремя подсказало ему, как Юрка тихо опустит трубку и молча поднимет на мать невеселые глаза. И ничего даже не скажет — и так все будет понятно… Ну и переживет! Поспит еще недельку под своей пирамидой. Сам виноват. Кто его просил сваливаться как снег на голову…

Да не как снег. Он же спрашивает: можно или нет?

Вот и надо сказать: нельзя, уезжаю.

А может, соврать что-нибудь? Сказать, что сестрица Вера заболела и в Москву к ней сейчас нельзя? Тогда получится, что никто не виноват.

А разве сейчас кто-то виноват?

Не будет он врать. Не врал Джонни своим солдатам и адъютантам никогда в жизни. Всякое в жизни случалось, но такого не было. И сейчас не выйдет.

— Джонни! Ты что молчишь?

— Я думаю, — сумрачно сказал Джонни. Хотя чего было думать?

— Ты думай скорее, я последний пятак бросаю, — сказал Юрик уже с печальной ноткой. Почуял что-то.

— Я же не знал, что ты на неделю раньше…

— Я понимаю…

«А у меня самолетный билет до Симферополя!» Хотя еще неизвестно. Может, еще и не купили билет…

— Уже цифры зажглись, — как-то глухо сказал Юрик (теперь сразу слышно, что издалека).