Клеопатра Гайлит - Крылья

Ой, вообще — кашка заварилась густая.

А время бежит. Вот-вот, на носу 1 мая, а за ним и краевые состязания авиомоделистов.

Под предводительством Жеси и Кешки спешно готовились теперь новые, уже менее ценные, модели к первомайской демонстрации — реечные, фюзеляжные, дирижабли и коробчатые змеи.

Мать в последнее время ни разу не ударила Жесю, но горькая тяжесть не сходила с маленького сердца: Паня не возвратился домой до сих пор. Родители, правда, мало беспокоились и жестко отвечали на вопросы соседей:

— А пусть пропадает! В доме спокойней будет.

Кеша горевал не меньше Жеськи и говорил отцу:

— Ты бы поискал его, папа. Может, он заболел и его в больницу подобрали. А может — грузовик его раздавил.

— Да ведь был я, сын, и в милиции, и в больнице. Нет парнишки. И добавлял:

— Доигрались бандар-логи, чтоб вас!

— Дядя Володя, как вы думаете — найдется Панька? — тихо — опрашивала Жеся.

— Не знаю, предводитель бандар-логов.

— Куда он мог, по-вашему, уйти?

— Думаю, в другой город.

— К как вы думаете — чем он живет? Может — голодает?

— Даже наверное голодает.

— А разве его нельзя найти?

— Найти трудно, но можно.

— Сядь вот на ероплант да и ищи ветра в поле, — подала голос. бабка. — Зачем искать? Мать его мне говорила, мол, пусть теперь даже на глаза не показывается, не пустят домой бродягу.

Две пары серых глаз с жадным вопросом остановились на дяде Володе. Он сразу понял этот вопрос и громко произнес:

— Не пустят, так у нас жить будет. Места не пролежит, мать.

Кешка переглянулся с Жесей: ведь иначе ответить его отец не мог. Это — факт.

— А все-таки это Коська сломал модель, дядя Володя.

— Почему ты думаешь это, девка-матушка?

— Я же его видела вечером в нашей школе. Он пришел, ходил по коридору, зашел в физкабинет, а потом скрылся.

— Дурочка. Какой ему смысл ломать модель?

— Нет, дядя Володя, вы его не защищайте. Вы поймите: у них в школе кто моделисты? Тольку Бурченко знаете? Вот он. Ну, да еще Шурка Парометов, да еще пара ребят. Им и на демонстрацию выйти не с чем. А у нас уже 57 моделей, да если Кешка с Паней вынесли бы свои модели, да эта, которую сломали. Во, какая колонна! Им и завидно. А Коське первому. А потом сами ведь знаете, какая у них школа.

— Ну, школа у них теперь совсем другая становится. А с моделями — ведь не в красоте дело. Как вот летать ваши модели будут — вот главное! А она, может, и не шибко красивая по виду, а летает на большой палец. Вспомни-ка слёт, — и дядя Володя лукаво посмотрел на сына.

Кешка очень не любит вспоминать прошлогодний слет. Ведь это у него на Щукинском поле, за Москвой-рекой, в первый же день всесоюзных состязаний моделистов была такая дурацкая неудача: ветер вырвал из рук легкую модель, как бешеный, рванул ее вверх, кинул вниз и не успел Кешка оглянуться — на примятой траве валялись уродливые обломки. И пришлось тогда Кешке все дни состязаний только облизывать губы да смотреть, как взмывали на старте модели других ребят.

Очень, очень не любит Кешка вспоминать слет и никогда за весь год не говорил о нем;.

Только упорней строгал всю зиму бамбуковые палочки да пристраивал резиновые моторы к легкокрылым моделям, да торопил своих кружковцев с их новыми конструкциями.

— Тара-ра-рим-ра-ра!

Тара-ра-рим-ра-ра!

Тра-та-та-та…

Тра-та-та-та…

Тра-та-та…

Заколыхались бархатные знамена в головной колонне. Откуда-то снизу, от Оби, поднялась и понеслась по проспекту густая, рокочущая волна:

Ур-р-ра-а!

Песни переплетались с густым «ура!».

Лозунги, как ракеты, взвивались над трибуной.

«…Все выше, и выше, и выше,

Стремим мы полет наших птиц…».

Над разукрашенным городом с глухим рокотом плыли тройками могучие стальные птицы.

Навстречу им — с земли поднялись на вытянутых детских руках миниатюрные их копии — белоснежные, серые, с алыми и синими звездами на фюзеляжах и крыльях: по проспекту мимо трибуны двигалась колонна юных авиомоделистов.

Словно миллионы голубей вылетели вдруг на проспект — захлопали ладони, всплеснулись неистовые апплодисменты зрителей. Отцы, матери, взрослые братья, сестры посылали ласковый привет юным авиостроителям.

Отчаянно хлопал в ладоши Вовка Шашабрин, оседлавший толстый сук тополя на тротуаре, и кричал колонне:

— Толька-а-а! Я зде-ее-есь!

Широко улыбаясь, щуря усталые глаза, по-военному отдавал честь будущим инженерам воздуха секретарь краевого комитета партии. Председатель краевого совета Осоавиахима, пряча законную гордость за суровой осанкой, перегнувшись через барьер, кричал:

— Пионеры-авиомоделисты, к обороне Союза будьте готовы!

Громче всех крикнула «всегда готовы» Жеся. Она в восторге потрясла в воздухе серебристо-серой моделью, а, поймав улыбку секретаря крайкома, подняла и вторую руку и замахала ею над головой. От восторга она взбрыкнула ногой, и, опомнившись, оглянулась — не видит ли кто.

Знакомое лицо мелькнуло вдруг в толпе на тротуаре.

— Паня!

Рванулась из колонны.

— Куда ты? С ума сошла? — резко схватил ее сзади за руку Филя. — Колонну ломаешь!

— Панька там!

— Где?

— На углу!

— Где Панька? — спросил быстро и Кеша.

— На углу же! Честное пионерское!

— Не останавливайся, не останавливайся. Быстрей двигайтесь. Не задерживайте других.

Инструктор крайосо вполголоса торопил колонну и, поминутно оглядываясь, Жеся удалялась дальше и дальше от трибуны, от угла, где мелькнуло в толпе знакомое лицо.

Праздник был для нее испорчен. Во-первых — Чеховская шкода вынесла на демонстрацию такие красивые и аккуратные модели, что у всех остальных ребят слюнки потекли. Модель Толи Бурченко — прямо картинка. Правда, Пушкинская тоже не подкачала, особенно Кешка. Он нес на демонстрации модель моноплана и после парада его очень хвалили настоящие летчики. Но все-таки страшно жаль, что большая, такая блестящая, такая умная даже с виду модель, как «Имени 23 февраля», не участвовала в празднике! Вот бы Чеховцам нос утерли!

Жеся ясно увидела опять жалкие обломки белоснежных крыльев у подставки, в уголке Осоавиахима.

И опять мелькнуло в памяти жалкое, с жадными глазами, лицо Пани в толпе на тротуаре…

Не отдавая себе отчета, Жеся бросилась по лестнице вверх, в квартиру Желтовых.

— Паня пришел? — громко спросила она, останавливаясь на пороге.

Отец Пани сидел за столом с газетой в руках. Он только-что вернулся тоже с демонстрации. Мать переодевала маленькую девочку в кроватка. Она обернулась к дверям и крикливо спросила:

— А тебе что за печаль? Вернулся ли, не вернулся — дело не твое. Болельщики нашлись!

Жеся сдвинула брови и тихо, сурово произнесла::

— Эх, вы! Звери. А еще советскими людьми называетесь. Культурные люди животных никогда не бьют, а вы мальчишку заколотили. Он дурак у вас. Другой бы пионер на его месте давно на вас в суд пожаловался, а он еще жалел вас, дурак. Разве вас били, когда вы росли?