Тэцуко Куроянаги - Тотто-тян, маленькая девочка у окна

Мама Тотто-тян в Камакуру не ездила, она оставалась в Токио с папой.

Сегодня, в последний день летних каникул, Тотто-тян вернулась в Токио в сопровождении сестры того самого родственника, который так здорово рассказывал страшные истории.

Как всегда по возвращении домой, Тотто-тян в первую очередь бросилась искать Рокки. Но собаки не было видно. Ни в доме, ни во дворе. Не оказалось ее и в теплице, где папа выращивал орхидеи. Тревога охватила девочку, ведь обычно стоило ей только подойти к дому, как собака радостно выбегала навстречу. Тотто-тян выскочила из дома и пошла по улице, призывая к себе Рокки. Девочка внимательно смотрела по сторонам – может быть, сверк­нут где-нибудь знакомые добрые глаза или высунутся уши и мелькнет хвост, – но Рокки не показывалась. Тотто-тян побежала домой: а вдруг, пока она ходила по улицам, Рокки уже вернулась? Но, увы, ее там не было…

– Ты не знаешь, где Рокки? – спросила она маму.

Мама, конечно, видела, что дочка ищет собаку, но не проронила ни слова.

– Где Рокки? – снова спросила Тотто-тян, дергая ее за юбку. Наконец, с трудом выдавливая слова, мама про­бормотала:

– Она… пропала…

Тотто-тян не могла поверить своим ушам. Как это так – пропала?!

– Когда? – спросила она, глядя маме прямо в глаза. Мама не знала, что ей сказать.

– Вскоре после твоего отъезда в Камакуру… – пе­чально начала она. А потом поспешно добавила: – Мы так искали ее! Все кругом обшарили. Опросили стольких лю­дей. Но так и не нашли ее. Я все думала, как бы тебе сказать… Нам тоже очень жаль…

И тут Тотто-тян поняла: Рокки умерла.

«Мама не хочет сделать мне больно, – подумала де­вочка. – Но все равно я знаю: Рокки больше нет на этом свете».

Все ясно: до сих пор, как бы долго ни отсутствовала Тотто-тян, Рокки никогда не уходила далеко от дома. Она словно чувствовала, что ее хозяйка обязательно вер­нется.

Рокки никогда не позволила бы себе уйти из дома, не предупредив ее, – за это Тотто-тян ручалась.

Тотто-тян не стала говорить маме о своей догадке. Она прекрасно понимала, как ей тяжело.

– Куда же она могла деться?.. – только и проронила Тотто-тян, опустив глаза.

Сказать еще что-нибудь она была не в состоянии. Тотто-тян поднялась в свою комнатку на втором этаже. Без Рокки дом показался ей совсем пустым. Уже наверху Тотто-тян, с трудом сдерживая слезы, решила еще разочек обдумать ситуацию: не сказала ли она Рокки чего-нибудь такого, что заставило бы ее убежать из дому?

«Животных нельзя обманывать! – говорил своим ученикам директор „Томоэ“. – Это предательство. Бывает, скажут собачке: „Дай лапу!“ – и пообещают ей за это конфету, а потом ничего не дадут. Так нельзя поступать: собака перестанет тебе доверять, да и характер у нее испортится».

Тотто-тян всегда следовала этому правилу. Она никогда не обманывала Рокки и не обижала ее. Нет, ничего плохого она ей не сделала…

Неожиданно взгляд девочки упал на плюшевого мед­ведя, валявшегося на полу, – к его лапе что-то пристало. И если до этих пор Тотто-тян еще сдерживала слезы, то тут она горько зарыдала.

Это был светло-коричневый клочок собачьей шерсти, прилипший в тот самый момент, когда они с Рокки, как обычно, весело играли в ее комнате перед отъездом Тот­то-тян в Камакуру. Зажав в кулачке волоски, девочка еще долго-долго плакала.

Вслед за Ясуаки-тяном Тотто-тян потеряла еще одного верного друга.

В конце концов наступил черед идти на фронт и Рё-тяну – школьному дворнику, которого очень любили все ребята. Хоть он и был взрослым, ученики называли его не иначе как ласково-уменьшительным «Рё-тян». Рё-тян все умел. Он много улыбался, еще больше молчал и, глав­ное, всегда знал, как и чем помочь. Одним словом, он был для всех своего рода ангелом-хранителем.

Кстати, Рё-тян был первым, кто прибежал на помощь Тотто-тян, когда она провалилась в яму, он же и отмывал ее, причем без всякого ворчания.

«Давайте устроим беседу за чашкой чая для Рё-тяна», – предложил директор Кобаяси.

«Беседа за чашкой чая? Разве так провожают людей?» – недоумевали ученики, но приняли без колебаний предложение директора, так как были уверены в том, что это только предлог для чего-то очень интересного. Им, конечно, было невдомек, отчего директор решил устроить не прощальный вечер, а беседу за чашкой чая. А сделал он это умышленно. «Прощальный вечер», по его мнению, звучало слишком грустно, и ребята постарше могли понять, что они, возможно, навсегда прощаются с Рё-тяном, ко­торому грозит гибель. Что же касается «беседы за чашкой чая», то никто из них еще не знал, что это такое, и по­этому, естественно, любопытство отвлекало детей от гру­стных мыслей.

После уроков Кобаяси велел сдвинуть столы в круг, как это делалось обычно в час обеда. Когда наконец все уселись, директор положил перед каждым по тоненькой полоске поджаренной сушеной каракатицы – к зеленому чаю. Угощение не бог весть какое, но по тем временам – роскошь. Сам директор уселся рядом с Рё-тяном и по­ставил перед ним стакан, в котором было налито немного сакэ [29]. Его выдавали тогда только по специальным кар­точкам людям, уходившим на фронт.

– Это первая беседа за чашкой чая в «Томоэ», – об­ратился директор к присутствующим. – Пусть же будет весело. Говорите Рё-тяну все, что вам хочется. И не только ему, но и друг другу. Выходите по одному на середину и высказывайтесь. Итак, начали!

И на этот раз все было впервые: впервые ели в школе сушеную каракатицу, впервые Рё-тян сидел с ними за од­ним столом и, наконец, впервые они видели его потяги­вающим сакэ.

Один за другим ребята выходили в круг, станови­лись лицом к Рё-тяну и говорили ему напутственные слова.

Поначалу ограничивались обычными пожеланиями: беречь себя, не болеть. Но тут Мигита, одноклассник Тотто-тян, рассмешил всех, заявив:

– В следующий раз, когда поеду в деревню, обяза­тельно привезу вам «погребальные» пирожки!

Ребята от души рассмеялись, и вот почему: уже год, как Мигита съездил в деревню и отведал там на похоронах пирожков, которые пришлись ему по вкусу. С тех пор он все обещает угостить ребят «погребальными» пирожками, но так и не выполнил своего обещания. Поначалу от слов Мигиты о «погребальных» пирожках директора даже пе­редернуло: провожаем солдата, а говорим о похоронах, но потом он спохватился и захохотал вместе со всеми над простодушным пареньком. Громко смеялся и Рё-тян, ведь и ему Мигита не раз обещал привезти пирожков.

Потом поднялся Оэ и пообещал Рё-тяну:

– А я стану садоводом, лучшим в Японии! (У отца Оэ в Тодороки был большой сад-питомник.)

Затем на середину вышла Кэйко Аоки. Вышла и мол­чит. Стеснительно захихикала, не сказав ни слова, мол­ча поклонилась Рё-тяну и вернулась на свое место. Тотто-тян выскочила ей навстречу и высказалась вместо нее: