Юлия Лавряшина - Я не чёртик!

– Наши предки, – неожиданно сказал Валерка и храбро взялся за кладбищенскую ограду.

– Кто? – не поняла Зинка.

Он мотнул головой:

– Вот они. Я же тоже Голубятников.

– Да ладно?!

– А что такого?

Уставившись на него, она несколько секунд осваивалась с тем, что глубокая старина, оказывается, не такая уж и глубокая… До сих пор Зинке не встречались люди, для которых история и жизнь были так плотно переплетены.

– Понятно, почему твоего папу сюда тянуло. А чего тогда мама не хотела сюда переезжать? Для вас же это как… родовое гнездо, да?

– Так это же папина родня. А у мамы все сплошь москвичи. Не знаю, с какого века. Ей страшно было в деревню ехать.

– Ну, Простор – это же не совсем деревня. Коттеджный поселок.

Валерка кивнул:

– Все равно из развлечений одна природа…

– Так это же здорово! – воскликнула Зинка.

Неожиданно Валерка спросил:

– А ты почему так странно разговариваешь?

– Как? – не поняла Зинка.

– Нараспев как-то…

Никогда она этого не замечала за собой. Ей всегда казалось, что разговаривает она нормально, как все… Но, может, это в Ялте?

И точно привет с родного берега вдруг мелькнуло под ногами…

– Ой, смотри!

Она легко наклонилась и выпрямилась. На ее ладони лежал белый камешек с небольшой дыркой. Зинка улыбалась ему, как старому знакомому:

– У нас такие называют «куриный бог».

– У нас? – повторил Валерка с недоумением. – Ты же сказала, что насовсем переехала. Значит, теперь «у нас» – это здесь.

Она кивнула, почувствовав, как сдавило сердце.

– Я еще не привыкла, – призналась она. – Давай так: и для тебя, и для меня «у нас» – это здесь. Возьмешь камень?

– Это мне? – удивился Валерка и, повертев камень, солидно произнес: – Хорошая вещь. А почему – куриный бог?

– Он оберегает животных и дома от злых сил, – вспомнилось Зинке.

Валерка фыркнул:

– Я не животное и не дом!

– Но у тебя есть животное и дом, – нашлась она.

– Логично, – заметил он, подумав. – Значит, это для Розочки?

– Чтобы с ней ничего не случилось…

Он испуганно оборвал:

– С ней и так ничего не случится!

– Конечно! Она же с тобой.

Улыбнувшись, Валерка отвел глаза:

– Теперь – с нами.

Река Уча струилась под невысоким обрывчиком, поросшим семейками берез. Плакучие ветви, как длинные волосы, свисали до самой травы, и в другое время Зинке непременно захотелось бы примерить их, чтобы зеленые пряди сплелись с ее черными кудряшками… Но девочка бросилась к высоченной, крепкой сосне:

– Смотри какая!

И прижала ладони к сухой, шершавой коре, нагретой солнцем. В такие мгновения ей казалось, что это не чешуйки шуршат, а дерево что-то шепчет, только слушать его надо пальцами.

– И я рада познакомиться, – шепнула она в ответ. – Я буду часто к тебе приходить! Можно на тебя забраться?

Сосна не возражала – ладони девочки впитали ласковую вибрацию. Вот только нижние ветки ее хоть и росли невысоко над землей, но Зинке до них было не дотянуться.

– Ты собралась на нее залезть?! – ужаснулся Валерка. – Ну ты безбашенная… А если навернешься?

– Не-не, у меня получится, – заверила Зинка. – Я дома… То есть в Крыму постоянно по деревьям лазила.

Нахмурившись, он проворчал:

– Детство какое-то…

– А мы кто? В двадцать лет мне уже не захочется на сосну лезть! Надо ловить момент… Только меня подсадить надо. Поможешь? А ты выше меня – если подпрыгнешь, то зацепишься за нижнюю ветку. И ногами по стволу… Знаешь как?

Валерка пожал плечами:

– Видел…

– У тебя получится! Ты же качаешься, да? Вон у тебя плечи какие…

И она с уважением потрогала его бицепс: с такими не рождаются.

– Есть маленько, – смутился он. – Ладно, давай попробуем.

До верхушки сосны они не добрались, ветки там были совсем тонкие. Но и с середины все было отлично видно. Особенно Розочку, взвывавшую под деревом.

Валера прикрикнул:

– Да тихо ты! Мертвого разбудишь.

– Вот уж не надо, – пробормотала Зинка.

Какими хорошими Голубятниковы ни были, но раз уж умерли, пусть себе в могилах лежат. Будить их незачем.

И Розочка, видно, согласилась с этим – выть перестала. Но поднявшись на задние лапы, поскребла кору. Зинка задумалась: дереву стало больно или ему показалось, что его легонько почесали? Это же приятно!

От Розочки ее мысли перескочили к загадочной Маше, которая так и не показалась, пока они были в доме. Кто она вообще?

– Как бы сестра, – неохотно пояснил Валерка.

– Что значит – как бы?!

– У нас папа общий. А мамы разные.

– А ее мама где? Тоже с вами живет?

Валерка так дернулся, что ухватился за ветку, чтобы не свалиться:

– Еще не хватало!

– А как же… без мамы?

Он процедил сквозь зубы:

– Машка такая противная, что даже мать от нее отказалась. Нам подкинула.

Такого злого взгляда Зинка у него еще не замечала… Ей даже захотелось зажмуриться, но было страшновато свалиться с дерева.

– Она тебя намного старше?

– Прям! Младше почти на год.

У Зинки совсем все перепуталось в мыслях: она уже решила, что Валерия Андреевна – вторая жена его отца, а Маша – дочь от первого брака. Но если она младше… Как это вообще может быть?!

– Ну спроси уже, – буркнул он и, оторвав двойную хвоинку, уколол свою руку. – Давай я сразу объясню, и ты больше никогда об этом не заговаривай!

– Давай, – с готовностью согласилась Зинка. – А ты о моей ноге.

– Когда мама ждала меня… Ну то есть была беременной…

– Да я поняла!

– Так вот, – Валерка вздохнул, – папа как раз встретил эту Лидию. Он к ней не уходил, и мама вообще была – ни сном ни духом! Короче, осенью я родился, а весной – Машка.

Зинке захотелось зажмуриться: иногда это помогало найти нужные слова. Как оправдать его отца, чтобы сам Валерка в это поверил? Она искала единственную верную фразу и не могла найти. Только пробормотала:

– Взрослые часто творят что хотят. А нам потом расхлебывать…

Валерка угрюмо кивнул:

– Мы о Машке целых девять лет даже не подозревали! А потом ее мать замуж собралась за иностранца какого-то… Поняла, видно, что мой папа никогда не уйдет от нас.

У Зинки от жалости защемило сердце:

– А Машку иностранец не захотел брать?

– На фига она ему? Ты еще не знаешь, какая она вредная! А эта Лидия папе пригрозила, что, если он Машку не возьмет, она ее в детдом сдаст. Но папу это особо не расстроило… А мама вступилась. Зачем, спрашивается?! Чужого ребенка ей жалко стало, а меня нет. Теперь мне эту дуру терпеть приходится. Раньше хоть в разных школах учились, она же наш лицей не потянула. Куда ей с одним граммом мозга… А здесь нас еще и в один класс отдали! Прикинь, никуда от нее не деться – и дома, и в школе рядом.