Владислав Крапивин - Болтик

Перед ним стоял мужчина. Максим смотрел на него снизу вверх, ввысь. И при таком взгляде не сразу узнал этого человека. А потом понял, что это учитель физики.

Максим не удивился и не встревожился. Просто подумал: "Вот опять учитель физики". Улыбка все еще была у Максима внутри, но на учителя он смотрел серьезно. Серьезно и спокойно.

– Ты плакал? – негромко спросил учитель. Максим покачал головой.

– А это? -сказал Физик и коснулся мизинцем щеки Максима – там, где осталась влажная дорожка.

Максим снова улыбнулся. Чуть-чуть.

– Это капля с дерева,– объяснил он и посмотрел на листья.

Физик тоже посмотрел вверх.

Потом они посмотрели друг на друга.

– А я думал, плачешь,– все так же негромко сказал учитель. – Не обижайся. Иногда бывает, что человек держится храбро, пока нужно, а потом плачет, когда один. От обиды или усталости.

– Я знаю. Но я не плакал. Даже не хотел,– сказал Максим.

– Ну и молодец. Тогда давай руку и пойдем.

– Куда?– удивился Максим.

– Куда… Домой, наверно. А что ты здесь вечером на берегу дела– ешь?

– Я… играю,– сказал Максим и отвернулся. Но ему не хотелось врать и придумывать. И ему почему-то нравился Физик. – У меня здесь тайна,-тихо объяснил он и снова поднял на учителя глаза. – Но это не моя тайна, вы не спрашивайте.

Физик кивнул:

– Не буду… Но, признаться, ты меня напугал со своей тайной.

– Я? Как?

– Как… Понимаешь, выскочил ты… то есть ушел, сердитый такой, решительный. А я тоже… пошел. Смотрю: ты впереди движешься. Полу– чилось, что нам по дороге. А потом – ты к реке. Я думаю: не решил ли ты сгоряча в воду головой… Ну, это я шучу, конечно,-торопливо зас– меялся Физик. – Но все равно странно: с обрыва исчез – и нет тебя. И долго нет. Согласись, любой бы затревожился…

– Да, пожалуй, – подумав, произнес Максим. – Но я же не знал.

– Сейчас все в порядке,-сказал Физик. – Ну а как насчет того, чтобы домой? Идем?

И он протянул руку. Максим дал свою. Не с болтиком, а другую. Они шагали дружно и неторопливо. Максим украдкой поглядывал на Физи– ка и думал, что впервые в жизни идет, держа за руку учителя. И не с классом, а вдвоем. Интересно, как Физика зовут? Неловко спрашивать. Он дома узнает, у Андрея. А через три года Максим сам будет изучать физику и, наверно, каждый день будет встречаться с этим учителем. Жалко, что Римма Васильевна, а не Физик вожатый в школе.

– А насчет приема в пионеры не беспокойся, – вдруг сказал Физик. Все будет в порядке.

– Я и не беспокоюсь, – ответил Максим. И почувствовал, что, ка– жется, опять соврал.– Нет, я беспокоюсь, но не боюсь,– поправился он. И сердито прищурился.

– Вот и хорошо, – улыбнулся учитель.

– Конечно, хорошо, – независимо сказал Максим и гордо посмотрел сбоку на Физика.

Но беспокойство, которое опять всколыхнулось в нем, оказалось сильнее гордости. И он спросил тихонько:

– А… правда? Все будет в порядке?

– Да, – сказал Физик.

И это твердое "да" прогнало от Максима проснувшуюся тревогу. На– совсем. Если бы он шел один, то, наверно, двинулся бы вприпрыжку – от накатившейся радости. Но его ладошка была в руке у Физика. Поэто– му Максим лишь заулыбался. И нечаянно сбил шаг.

– Что? Нога болит? – спросил Физик и поглядел на Максимкин бинт.

– Ничуточки не болит!

– Крепкий ты человек, – с уважением сказал Физик.– Прямо как твой болтик.

– Почему крепкий? Нога ведь правда не болит.

– Верю, верю… Ладно, мне пора сворачивать. До свидания, Бол– тик.

– До свидания…– сказал Максим. И когда они разошлись, когда учитель был уже в пяти шагах. Максим вдруг решился:

– А как вас зовут?

Наверно, это было не очень вежливо – спрашивать вот так, в спи– ну. Мама не похвалила бы. Но Физик обернулся, будто ждал вопроса.

– Роман Сергеевич меня зовут. А что?

– Так… А вы знаете Андрея Рыбкина из девятого "А"?

– Знаю,– серьезно сказал Роман Сергеевич.– Способный юноша.

– Это мой брат, – с удовольствием сказал Максим.

– Надо же! Очень приятно. Привет Андрею Рыбкину. У них, кстати, послезавтра контрольная.

– А нас вы будете учить в шестом классе?

– Надеюсь… Если ничего не случится.

– Что же может случиться? – с легким беспокойством спросил Максим.

– Мало ли что,– усмехнулся Роман Сергеевич.– Скажем, вдруг назна– чат заведующим гороно…

– Да ну уж… Может, не назначат,– успокоил Максим.

Роман Сергеевич засмеялся, помахал рукой и зашагал к повороту.

Вечернее солнце светило в спину, и впереди Максима на асфальте смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамыва– ла. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле, как тяжелая вода, колыхалась усталость.

Но не думайте, что Максим шагал уныло. Он просто неторопливо ша– гал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди его ждало только хорошее.

Пожалуй, лишь одно не очень хорошо: Максимкин потрепанный вид, наверно, огорчит маму…

Проходя мимо витрины булочной. Максим глянул на свое отражение в стекле. Да-а… Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет помят, а штаны – те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны, словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не ве– рится, что он был когда-то белый…

А впрочем, ладно! Он возвращается победителем, а победителей, говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.

Максим глотнул и торопливо отошел от витрины. Потому что, кроме самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи. От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бе– жать сил нет.

На углу стояла тележка с навесом и надписью "Пирожки". Морщинис– тая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим, глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.

– Дайте, пожалуйста…

Она выпрямилась так быстро, что Максим не договорил.

– Нету сдачи! Ты бы еще сто рублей дал! Не видишь, что ли, день– ги уже сдала!

Как он мог видеть? Он видел только пирожки – пузатые, золотис– тые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть, чем стоять перед ней и клянчить.

Максим пожал плечами и пошел прочь, стараясь не хромать. И услы– шал за спиной ворчание:

– От горшка два вершка, а с такими деньгами…

Откуда они берутся, такие вредные? И эта, и Марина, и та тетка за забором, когда Максим рубил щепкой репейники…