Сфинкс - Паутина

Мечта. О любви. О том, чтобы ты был кому-то нужен. Необходим. Она воплотилась в этой тоненькой девушке со светло-зелеными глазами и рыжим пламенем волос. Тень. И слова Розы Уизли, вставшие стеной между ним и его мечтой. Он был уверен, что Лили признает свою ошибку. Заберет свои признания обратно. И он был готов отдать ей ее сердце. Потому что Малфои не оправдываются. Потому что у него еще осталась гордость. Потому что с детства он был уверен, что его нельзя полюбить.

Ее тонкие нежные пальцы легко проникли под его панцирь. Когда? Как? Он не знал. Но они коснулись светлой стороны его души. Коснулись — и заставили остро ее почувствовать. Ее слова — он верил каждому ее слову, хотя собирался просто облегчить ей ее уход. Но она не хотела уходить… Она пришла, чтобы остаться с ним. С таким, какой он есть. Знала ли она, какой он? Наверное, раз не побоялась ничего…

О, да, друг Гораций, грозит. И не только Дании. Но и Малфоям. Потому что Лили Поттер перешагнула через все — через его озлобленность, через его неприступность, через его гордость, через его сарказм. Она перешагнула через фамилию «Малфой» и заглянула в его полосатую душу…

Он захлопнул книгу — не читалось. Кажется, Шекспир писал, глядя на портрет Скорпиуса Малфоя.

Слизеринец уменьшил книгу, засунул ее в карман мантии и встал, собираясь пойти и найти Джеймса Поттера. Может, он согласится принять Скорпиуса на своей пихте и распить бутылочку Огневиски за здравие малфоевской части его души, которую без условий приняла Лили Поттер.

Сколько же нужно Поттеров, чтобы приручить одного Малфоя? Одна. И Уизли на закуску.

Скорпиус не успел об этом подумать, как увидел старосту школы, спешащую куда-то по коридору. Малфой огляделся — никого вокруг. Так-так… Он лениво достал палочку — и в следующее мгновение Роза Уизли застыла у доспехов, мимо которых как раз проходила.

Скорпиус вальяжно подошел к ней, засунув руки в карманы и оглядывая девушку с ног до головы. Она с презрением смотрела на то, как он поправляет значок на ее мантии. Потом Малфой снял «петрификус», но тут же приклеил ее заклятием к стене.

— Что тебе, Малфой? Решил, что у Слизерина многовато баллов? — ее глаза гневно сверкали, она ничем не выдала своей беспомощности. Скорпиус хищно улыбнулся.

— Что ты, Уизли… Я просто веду себя сообразно твоим обо мне представлениям. Не в моих правилах разочаровывать дам, тем более старост…

— Отпусти, Малфой, — она не вырывалась, только убивала его взглядом. — Сейчас же.

— Что, утвердилась ты в своем мнении обо мне, гадком слизеринце? — он наклонился к ее лицу. — Учти, Уизли, ты была права во всем, в каждом пункте своей пламенной речи. Поэтому будь осторожнее, вставая у меня на пути.

Он выпустил ее, с гадкой ухмылкой глядя на ее гнев. Роза наставила на него свою палочку, хотя, наверное, понимала, что ничего не успеет сделать, потому что он свою и не опускал. А затевать дуэль посреди школьного коридора было не в принципах Уизли.

— Если ты обидишь Лили, я тебе покажу, как мстят в семье Уизли, и поверь, даже твой папочка тогда тебя не узнает. И еще раз только попробуй сделать что-то подобное со мной, тогда твоему папочке придется не узнавать тебя, а опознавать, — девушка развернулась и пошла прочь.

Малфой же улыбался. Если бы не было Лили, возможно, он бы задался вопросом, сколько Малфоев нужно, чтобы приручить одну Уизли? От этой мысли он улыбнулся еще шире и вернулся к своему первичному плану: найти Поттера.

Гермиона вышла из открытого для нее камина Минервы МакГонагалл и сразу рассказала о Маховике Времени, что у нее был на третьем курсе, чтобы директор не сомневалась в том, кого впустила на территорию школы. Вообще, Хогвартс стал совершенно закрыт с тех пор, как в газетах официально объявили о нашествии оборотней, но профессор МакГонагалл и в школьные годы делала для Гермионы исключения. Что уж говорить о нынешнем времени, когда все так непросто и запутанно, когда каждый член семьи Поттеров, да и Уизли, находился в большей, чем остальные, опасности.

— Простите, профессор, что не пришла, как обещала, сразу после обеда, — Гермиона смахнула палочкой пепел с мантии. — Альбус заболел…

— Заболел? — МакГонагалл тут же встревожилась и обернулась к Дамблдору. Но на полотне лишь пустовало кресло — видимо, директор отправился на один из своих многочисленных портретов.

— Да, простудился. В этом есть и моя вина, — Гермиона смущенно улыбнулась. — Мы с ним утром играли в снежки, видимо, тогда он и простыл. У него поднялась температура, и начался насморк… Ничего страшного, я напоила его уже зельями, к утру, думаю, ему станет лучше…

— Надеюсь. Если что — то обязательно сообщите, мадам Помфри может осмотреть его, — МакГонагалл сложила на столе бумаги и поднялась. — Вы хотите поговорить с детьми здесь?

— Нет-нет, думаю, мы прогуляемся…

— Хорошо, тогда домовики передадут мистеру и мисс Уизли, что вы ждете их в Холле.

Гермиона кивнула и покинула кабинет. Слишком часто за последние два месяца она в нем бывала.

Вечерний Хогвартс был немного пустынен, в коридорах почти не было студентов. Те, что попадались по пути, с легким изумлением провожали Гермиону взглядами.

Она надеялась, что не придется беспокоить мадам Помфри, и Альбус поправится. Ведь это всего лишь детская простуда. Хотя для Гарри это была катастрофа — он буквально не отходил от сына с тех пор, как за завтраком потрогал его лоб. Это была просто простуда, но для Гарри, который раньше полагался во всем на Джинни, это было чуть ли не последствием непростительного заклятия. Поэтому Гермиона не смогла поехать в Хогвартс, как планировала. Но, когда она уходила, Альбус уже просто спал, температура почти упала, поэтому оставила она Поттеров почти со спокойным сердцем.

— Мама! — к ней подошел Хьюго — не в мантии, а в куртке и джинсах. Видимо, в выходные он всегда так одевался, Гермиона никогда не задумылась об этом. Она поцеловала сына в щеку, поражаясь, как быстро он растет, — ей уже приходится тянуться к нему. Такой же длинный и нескладный, как Рон. Рон…

— Как у тебя дела, Хью? Как учеба?