Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан

Впрочем, подробности о положении в городе сейчас Головину неизвестны — его давно перевели на борьбу с партизанским движением. Фашистское командование требует разгрома партизан.

— Кого вы заслали в отряд? — спросил Сизов.

— Мною был заслан Федор Дюков, — ответил Головин.

— Еще?

— Андрей Вятченко. Больше никого не удалось. Шпионов Дюкова и Головина расстреляли. Вятченко в отрядах не нашли.

Михельсон просыпался по ночам в холодном поту. Ему снилось, что партизаны поймали его и в лесу при зловещем зареве костра идет партизанский суд. Здесь собрались все те, кого истязал и убивал Михельсон, добиваясь показаний. Вот стоит Владимир Сердобольский. Тогда, на допросе, Альфред терзал его до тех пор, пока не увидел, что партизан мертв. Вот пробирается сквозь толпу молодой Стоянов. Он сказался немым на допросе в гестапо, и, сколько ни бился тогда Михельсон, из мальчишки не удалось выдавить ни слова. Зато у него хватило дерзости ударить Альфреда в живот и плюнуть следователю Клейну в лицо. Клейн сказал тогда, что русские упорны, как танки, и их не победить. Фашист, как видно, был прав… А кто это с таким презрением и насмешкой смотрит на Михельсона? Красивая Мария? Эту он тоже лично умертвил… Сколько рук тянется к нему… Спасите, спасите!

Михельсон просыпался и в испуге оглядывался по сторонам: не слышал ли кто-нибудь его дикого крика. Опять этот кошмар! Хоть не ложись в постель. Он опускал босые ноги на пол и вытирал рукавом холодный пот со лба. Сидел на кровати, широко раскрыв глаза, и бессмысленно глядел на голую белую стену комнаты. С трудом удавалось отогнать ночные видения. Но явь была не лучше сна. Совсем недавно партизаны совершили налет на старокрымскую тюрьму. Как удалось потом выяснить, они имели приказ штаба Крымского фронта освободить схваченного гестапо радиста. Ночью поднялась стрельба. Казалось, город окружен со всех сторон. Гестаповцы растерялись, не сумели организовать оборону. А тем временем партизаны захватили тюрьму и увели с собой более сорока с таким трудом выловленных партизан и подпольщиков. Среди них были и Михаил Гусько, и радист Сергей Орлов, и разведчик Александр Иванов. Более того, партизанам удалось выявить осведомителей, которых Михельсон подослал в камеры, и обезвредить их. «ГФП-312» лишилась лучших своих кадров.

Дерзкий налет партизан на город окончательно перепугал гестаповцев. Они теперь только тем и были заняты, что упаковывали чемоданы да выискивали возможность под каким-либо предлогом удрать из Старого Крыма.

Михельсон сам не прочь это сделать. Но немцы не дураки. Они будут удирать первыми. И достанется ли еще ему, Михельсону, место на пароходе, отходящем из Севастополя в Констанцу? Вчера Отто Кауш явно намекнул, что это надо еще заслужить. Неблагодарные свиньи! Разве мало у Михельсона заслуг перед фюрером? Он зло усмехнулся. Что, если бы не во сне, а наяву явились для возмездия все его жертвы? Они бы стерли его в порошок.

Утренний свет проник в окно, и Михельсон поднялся с постели. Мечты мечтами, а дело делом. Отто Кауш не любит бросать слова на ветер. И чего доброго, он укатит в Севастополь один, бросив своих верных собак на растерзание партизанам. Нет, Михельсон будет драться за свою жизнь, он заслужит доверие. У него есть еще сильный козырь.

Только вчера единственный уцелевший от партизанского возмездия его осведомитель Андрей Вятченко сообщил о неуловимом партизанском разведчике «Лесном». По данным Вятченко, «Лесной» появился в партизанском отряде осенью 1943 года, то есть как раз тогда, когда обосновалась в Старом Крыму «ГФП-312». За полтора года ни разу не напали на его след. Теперь выяснилось, что «Лесной» был тесно связан с феодосийским подпольем. Как видно, прошедшей осенью, когда гестапо при активном содействии его, Михельсона, произвело аресты среди феодосийских подпольщиков, оно даже не коснулось группы «Лесного». Во всяком случае тогда о нем не было сказано ни слова. И вот теперь агент сообщает, что именно «Лесной» в ближайшее время должен появиться в Феодосии. Но кто он такой? И как его искать? Может быть, он уже в городе и тайком сплачивает патриотические группы, готовится ударить по немцам с тыла?

Эти мысли не дают Михельсону покоя. И, терзаемый ими и боясь упустить возможность отличиться перед гестапо, Альфред, несмотря на ранний час, идет будить Отто Кауша. Именно этому гестаповскому палачу он должен сообщить о своих подозрениях.

Сведения, полученные Михельсоном и переданные им Отто Каушу, не были лишены оснований. Красная Армия стояла уже совсем рядом, на плацдармах у Перекопа и Керчи. Партизаны старокрымских лесов готовились к новым ударам по врагу. И в землянке командира партизанской бригады Александра Куликовского не раз заходил разговор об укреплении связей с феодосийскими подпольщиками. Но кого послать в город? Это должны быть люди опытные, знающие обстановку в Феодосии, имеющие там пристанище. Выбор пал на отца и сына Коробковых.

Сборы были недолги. Мешочек с продуктами за спину — и пошли. Когда показались выщербленная осколками снарядов крыша водонапорной башни и закопченная коробка сгоревшей чулочной фабрики, сердце у Вити больно защемило, комок подступил к горлу. Он побежал бы, если бы не выработавшаяся уже привычка сдерживать свои желания. Кого-то он встретит в городе? Что поделывает милый дружок Славка?

По пути отец и сын обсудили, где разумнее всего остановиться. На последней квартире Коробковы прижили недолго, в полиции еще значился их старый адрес — по улице Войкова. Конечно, это рискованно — вернуться на прежнюю квартиру, но кому известно, что они были в партизанском отряде? Жили некоторое время в деревне у родственников — только и всего. И отец решил идти на свою квартиру: меньше людей будет знать об их возвращении.

Они шагали по запорошенным снегом улицам родного города. Витя жадно оглядывал каждый дом, забор, каждое уцелевшее дерево. Было еще очень рано, и улицы обезлюдевшего города были совершенно пусты. А Вите хотелось скорее увидеть феодосийцев, встретить знакомые лица. И он заглядывал в калитки, ворота, окна домов… В одном мелькнула фигура, напомнившая Аркашку Мирханова, — ну, уж этой-то встречи Витя никак не желал. Да это, конечно, ошибка: Мирхановы жили совсем на другой улице.

Вот и ворота их дома. Чуть слышно звякнул ключ в двери, и они поднялись в свою квартиру. Знакомые вещи, знакомые запахи обступили Витю, но было в них что-то неуютное, неласковое. Насколько теплее, увереннее чувствовал он себя в сырой партизанской землянке!

Отец ушел в город проверить адреса явок. Сыну посоветовал не выходить из дому, пока он не выяснит обстановку. Витя решил привести в порядок свои рисунки. Он пересмотрел все альбомы. Вот этот — школьный. Этот был с ним в Субаше. А этот — самый толстый — артековский. Он рисовал в нем перед самой войной. Сложив альбомы стопочкой, Витя стал перебирать картины, — выполненные маслом. Отдельно отложил иллюстрации к «Демону». Их восемь. А вот пейзажи: «На реке», «Яблоня цветет», «Сбор колосков в Субаше».