Павел Карпов - Черная Пасть

- Какой? Говори не как оратор, а по-домашнему, просто...

- Почему ты такой беспокойный и выдумщик?.. Ходим с тобой вместе в школу, за седьмой класс одни задачки решаем, а не пойму я тебя. Иной раз ты... как будто в десятом учишься, а то вдруг как первоклашка. Зачем ты все выдумываешь и веришь в свои выдумки? Любишь в загадки играть, да? Вот хотя бы этот остров. Дался он тебе! Стоял и пусть стоит сотни лет. Удобно для маяка. Прошлое? Что осталось на нем от тех... Подберем и схороним. А ты плыть! Зачем? Пускал уже пузыри, опять нахлебаешься.

- Себя хочу испытать. Знаешь, Шабан, а вдруг и нам пришлось бы или придется!.. И у нас в жизни столько разных испытаний. Когда я читаю про героев, то думаю: и Зоя, и Зорге, и Гагарин... все они по-своему к подвигам готовились. Закалялись, рисковали... Я тоже хочу себя испытать!

С виду Мурад был смирный паренек и не очень разговорчивый, а сейчас так его прорвало, что Васька ужасался. От своего отца, работающего на комбинате претензио-нистом, главным по юридически-консультативной части, Васька Шабан всякого наслышался и знал много замысловатых слов. Но то, что говорил Мурад, плохо понимал.

- Ты уже пробовал, Мурад! Поплыл и чуть не сыграл в ящик, нырнул по-топорному на дно, - настырный и хитроватый Васька пытался охладить его пыл и боялся за дружка, потому что он сейчас как никогда нарывался и не хотел ничего слушать. - Знаешь, Мурадка, можно на лодку к рыбакам попроситься! Подвезут до Кара-Ада. Мы и череп тот увидим, и на маяк попросимся!

- На лодке потом, а сначала я сам. Смотри, Шабан, никому не говори. Клянись!..

Море припадало к ногам прохладными струями, ластилось шельмой и словно подслушивало уговор друзей. Оно манило и зазывало в свои объятья, расстилая никем не хоженную дорогу в таинственную даль. А по берегу волнами ходил зной. Солнце выбелило небо и с утра от пустыни поддавливал сухой и занозистый, будто из тамдыра, текучий жар. Звенящая тишина. Шелест плавных, ленточных волн и мириадов песчинок не нарушал той первозданной и особенно ощутимой около моря тишины вечности, которая, видимо, больше всех знакома космонавтам; подслушав ее в небе, они, должно быть, всегда помнят о молчании вечности на земле. Притихший Васька Шабан осторожно обмакнул в воду короткие толстые ноги с рыжей щетиной на икрах и зашел в море. Из-под ступней потек песок, щиколотку правой ноги царапнул зазубренной клешней рак, а к левой - присосалось что-то скользкое, студеное, и со всех сторон тыкались и пощипывали кожу крохотные рыбешки. Васька вдруг вспомнил про кровожадных и прожорливых рыбок "пирайя", которые налетают скопищем и в несколько секунд до косточек обгладывают плывущего буйвола. Про то, что такие проворные хищники водятся в Каспии, Васька Шабан не слышал, но все равно брала оторопь и сердце начинал жечь уголек страха.

- Тебе не боязно, Мурад, одному плавать? - справился о самочувствии дружка Васька. - Остров кишит водяными змеями!

- Не шуми. Слушай.

- Чего?.. Как под пяткой хлюпает и рядом кто-то сопит? Слышу.

И вдруг Васька Шабан к удивлению уловил что-то вроде песни. Пели густым согласным хором и - диво дивное - голоса доносились будто с моря. Наверно, радио заливалось в опустевшем воскресном порту, но чудилось, словно эти наплывающие звуки посылал затонувший островок с чуткой и дальновидной указкой маяка.

- Нечего слушать, - упрямо бубнил Шабан, - какой-то самодельный хоровой кружок выводит рулады.

- Ничего ты, Шабан, не слышишь.

- Уши не заткнуты ватой!

- Ты сердцем слушай. Это море зовет...

- Опять выдумываешь.

- Не веришь, Шабан? Наверно, думаешь - не доплыву? Зря болтаю?.. Вот увидишь! Все потом поверят,- щурясь от солнечного сияния, с притаенной улыбкой Мурад погладил, покатал ладошкой свои блестящие кудряшки и пригнулся, всматриваясь в струнку горизонта, словно готовясь к прыжку. - Боязно, а манит, - Мурад глубоко вздохнул, напрягся, как это делают ныряльщики готовясь надолго уйти под воду, и сразу же стал каким-то другим, суровым, будто осерчал на кого-то, и побледнел. В пыланье солнца и воркотне ленивых волн притихший Васька услышал его последние слова. - Подержи рубашку. Я - скоро...

Тихонько удаляясь от берега, он сначала держал согнутые в локтях руки перед грудью, потом мягко подпрыгнул, нырнул с головой, и тут же выскочил по грудь из воды. Поплыл Мурад неторопливо, уверенно и старательно отмеряя локтями голубой сатин моря. Голова маленького пловца долго мелькала в перекатных волнах, будто кланяясь кому-то в складках синевы. Но вот мокрые кудряшки вспыхнули на солнце последний раз и померкли. Мурад слился с морем, а вскоре самая высокая волна, скрывшая его из глаз, докатилась до берега и улеглась около Васьки чистоплеском, ничего не сказав о дружке. Озабоченный Шабан прикинул: когда пробьют склянки в порту, Мурад уже будет на середине пролива. Так загадывал сам Мурад, мудруя над неразлучным компасом. Ваське нравилась эта загадочность, но караулить рубашку все равно было скучно.

И как на зло - вокруг все делалось с какой-то нетерпимой, воскресной замедленностью и тянучкой. Наконец-то в порту будто звякнула медная бутыль. Густой звук, словно шлепок... Вторая и третья нашлепка. Эти "склянки" были до того отчетливо зримы, что Ваське почудились пролетающие над головой медяшки. Ему очень хотелось, чтобы утробный бой морских часов услышал Мурад и не считал себя одиноким.

Васька Шабан знал, что Мурад не вернется, не добившись своего. И побаивался. Голубую, выгоревшую на плечиках добела рубашку с потертым воротничком, оставленную другом, Васька простирнул, разгладил на коленке и расстелил на чистом песке, закрепив по уголкам камешками.

Попозже стали подходить ребята. Они направлялись за каменную косу, где водились породистые раки, и зазывали с собой Ваську. Тот плутовато мямлил что-то про наказ матери не убегать далеко, отнекивался. Шабан хотел сохранить в тайне уговор с Мурадом, но быстро проболтался. Какой тут поднялся галдеж! Одни завидовали интернатскому кудряшу, хвалили за смелость, а другие осуждали.

- Опять поплыл без спросу?

- Ты очень много спрашиваешь!

- Правильный парень Мурад.

- Завидки берут - зенки дерут! Если бы не цыпки на ногах, и если бы мамка была чужая, как у него, я бы тоже.. А то мамку жалко.

- Мамсик... Тюфяк. В герои собрался!

- И ты не больно рвешься на Кара-Ада.

- Опоздал я... Поплыл бы с Мурадом.

- Слышь, Филька, а ты догоняй!

С вонючим ночным фонарем, в порыжелых керзовых сапогах и с бляшками высохшего ила на пилотке подошел, хромая, кособокий бакенщик. Увидев рубашку на песке, Фалалей Кийко оживился.

- Утоп кто? - спросил он с интересом. Не доверяя солнцу, он стал фонарем подсвечивать, размахивать им как кадилом, словно подзывая утопленника. - Год нынче негожий, бедственный. По-местному змеиным зовется. У нас и без того разномастного дерьма невпроворот. Давно сосунок нырнул? Поди, на край света унесло.