Минель Левин - Операция «Ходики»

Она лежала в его комнате. Он вставал ночью, поил ее теплым молоком и бульоном. Чего он только не делал! И Тайга стала поправляться. А однажды, разбудив его носом, протянула лапу.

Так она признала его хозяином и всю свою любовь, всю свою преданность отдала ему.

Она очень скучала, когда мальчик уходил. Чувствуя это, он почти не расставался с ней. В городе часто видели неразлучных друзей — мальчика и овчарку чепрачной масти. Она шла, прижимаясь к его ноге, и гордо несла свою красивую голову, ни на кого не обращая внимания.

Потом начались занятия в школе. Тимур стал оставлять Тайгу дома. Если кто-нибудь был в квартире — отец или мать Тимура — она вела себя спокойно. Но стоило ей остаться одной, как начинала волноваться. Вероятно, у собаки появилась боязнь, что ее снова бросят.

Тимур написал мне, что однажды застал Тайгу за странным занятием. Она стояла на балконе, как бы примеряясь к железной решетке.

Я понял: она спрыгнет с третьего этажа, если вдруг решит, что так надо. И ничего ее не остановит, даже боязнь высоты, потому что самым страшным для нее было снова потерять хозяина.

Я дал телеграмму: «Уходя, обязательно запирай дверь на балкон».

Тимур ответил, что так и делает. Но я не успокоился и в каждом письме напоминал ему об этом.

Потом он вдруг замолчал. Я не вытерпел и позвонил его отцу в часть.

Предчувствие не обмануло меня. На этот раз Тимур оставил дверь на балкон отрытой. Он опаздывал в школу и забыл про дверь. С улицы увидел на балконе Тайгу. Она впилась в него глазами.

— Назад! — крикнул он и махнул рукой. Но она уловила только жест и восприняла его по-своему. Легко оттолкнувшись сильными лапами, она перемахнула через решетку.

— Жива? — с замиранием спросил я.

— Жива, — ответил отец Тимура. — Только что толку? Серьезное повреждение позвоночника. Отнялись задние конечности. Врачи говорят, безнадежно. Предложили усыпить, но Тимур и слушать не хочет. Пытается выходить.

Три недели мальчик не отходил от своего четвероногого друга. И уколы он Тайге делал, и раздобыл где-то кварцевую лампу, и убирал за ней, потому что она не могла подняться. Но все было бесполезно. Врачи только разводили руками: медицина бессильна. А Тимур во что-то еще верил.

Он очень похудел: не спал ночью. И стал пропускать школу. Дальше так не могло продолжаться. Было решено Тайгу усыпить.

Тогда мальчик дал мне телеграмму. Он просил срочно приехать и все решить на месте. Я был для него последней надеждой.

Как уж там удалось, но я прилетел на следующий день. Дверь открыл мальчик. Прижался ко мне, заплакал.

— Ну, ну, Тимур, — сказал я. — Будь мужчиной!

И вдруг я услышал лай. Безудержный, радостный лай. Таким лаем меня всегда встречала Тайга. Значит, она узнала мой голос. Значит, она меня не забыла.

— Тайга! — позвал я.

Она бросилась ко мне, чуть не сшибла с ног. Она лизала мне лицо, руки. Я закрыл глаза, пытаясь увернуться от ее ласки.

— Тайга! — повторил я, открывая глаза.

В ответ раздался лай, на этот раз жалобный, виноватый. Лай из соседней комнаты. Значит, она не вставала, значит, все это мне показалось.

Я вбежал в комнату Тимура.

Тайга беспомощно лежала на подстилке. Она увидела меня и сделала отчаянную попытку подняться. Но ей это не удалось, и она тихо заскулила.

— Лежи, лежи, — сказал я, опускаясь перед ней на колени. — Как же это ты так оплошала? А?

Она стала лизать мне руки и все тянула единственную уцелевшую лапу. Она даже не могла вильнуть хвостом, потому что был поврежден позвоночник.

Не знаю, сколько прошло времени. Я ласкал ее и находил все новые нежные слова. И боялся подняться, уйти, потому что знал — это конец, я тоже не в состоянии помочь ей, спасти.

Но когда-то я должен был встать. И я встал. И увидел Тимура. Лицо у него было бледное.

— Оставь на память ее медали, — сказал я.

Он все понял и снова прижался ко мне.

А я думал о Тайге. Дружба с нею сделала меня добрее, наполнила мою жизнь новыми красками.

Я обнял Тимура. У нас было одно горе. И только мы могли понять друг друга.