Кейт Уигглин - Ребекка с фермы Солнечный Ручей

— Ты можешь принести ее вниз, но я ее видеть не желаю! Ты вполне можешь тайно вынести ее отсюда, точно так же как внесла, и вернуть ее матери. Да как тебе такое взбрело в голову — одолжить младенца на воскресенье?

— Вы так привыкли жить без младенцев, что не понимаете, как это скучно, — вздохнула Ребекка, покорно направляясь к двери. — А у нас на ферме всегда был хорошенький новенький младенчик, и можно было поиграть с ним и потискать его. Конечно, их было слишком много, но это все же лучше, чем совсем без них. Хорошо, я отнесу ее назад. Она будет ужасно разочарована, и миссис Симпсон тоже. Она планировала съездить в Милтаун.

— Придется ей отпланировать, — заметила мисс Миранда.

— А может быть, мне пойти к ним и там заняться малышкой? — предложила Ребекка. — Я принесла ее домой только с тем, чтобы я могла и приглядывать за ней, и делать свою обычную субботнюю работу.

— У тебя достаточно дел и без чужих младенцев, и ни к чему устраивать беготню. Все, без разговоров! Дай ребенку поесть и отнеси его туда, откуда взяла.

— Но ведь вы не хотите, чтобы я унесла ее по парадной лестнице? Может быть, мне лучше пройти через эту комнату и показать девочку вам? У нее золотистые волосы и большие голубые глаза. Миссис Симпсон говорит, что девочка унаследовала их от отца.

В ответ мисс Миранда кисло улыбнулась и сказала, что от такого отца ничего унаследовать нельзя: он у собственных детей украдет и выменяет!

Тетя Джейн была наверху — доставала из шкафа с бельем чистые простыни и наволочки к субботе, и в поисках утешения Ребекка обратилась к ней:

— Тетя Джейн, я принесла домой малышку Симпсонов: думала, что она поможет нам скоротать скучное воскресенье, но тетя Миранда не позволила ей остаться. На следующее воскресенье она обещана Эмме-Джейн, а еще на следующее — Элис Робинсон. Миссис Симпсон хотела, чтобы я взяла ее первая, потому что у меня больше опыта в обращении с младенцами. Зайдите ко мне, тетя Джейн, и поглядите на нее — она сидит на моей кровати. Ну не прелесть ли? Такая толстенькая и гукает, совсем не худая и не беспокойная, как некоторые дети. Я думала, что буду раздевать и одевать ее по два раза в день. Ах! Хорошо бы иметь печатный список всего, что мне нельзя делать, тогда у меня не было бы столько разочарований!

— Для тебя, Ребекка, невозможно составить такой список, — ответила тетя Джейн, — потому что никто не в состоянии предвидеть все, что тебе захочется сделать. Неужели ты собираешься нести этого тяжелого ребенка домой на руках?

— Нет, я отвезу ее на тележке для мыла. Ну-ка, крошка! Вынь палец изо рта и пойдем прокатиться с Бекки в твоей колясочке! — Она подхватила гукающую малышку своими сильными руками, села с ней на стул, бесцеремонно перевернула ее вверх ногами, сняла с нее пояс и с презрением отбросила в сторону скреплявшую его загнутую булавку, затем прошла, по-прежнему держа младенца в перевернутом положении, к столу, выбрала большую английскую булавку и ловко прикрепила короткую красную юбочку ребенка к его распашонке. Лежа ли на животе, повиснув ли вниз головой, малышка Симпсонов неизменно чувствовала, что она в опытных руках, и продолжала безмятежно ворковать, в то время как ошеломленная тетя Джейн взирала на эту пантомиму с чем-то вроде благоговейного страха.

— Боже мой, Ребекка! — воскликнула она. — Как ты умело обращаешься с младенцем! Да тебе в этом равной нет!

— Ничего удивительного, ведь я вырастила трех с половиной, — ответила Ребекка бодро, натягивая чулки малышке Симпсонов.

— Странно, что ты не очень любишь кукол, — заметила Джейн.

— Я люблю их, но жаль, что кукла никогда не меняется; это всегда одна и та же старая кукла, и вам приходится только воображать, что она сердита или больна, любит вас или терпеть не может. С детьми больше хлопот, но они все же приятнее.

Мисс Джейн протянула младенцу худую руку, и он тут же крепко ухватился пухлыми пальчиками за ее скромное потертое золотое колечко.

— У вас кольцо на руке, тетя Джейн. Вы когда-то собирались замуж?

— Да, дорогая, очень давно.

— И что же случилось, тетя Джейн?

— Он умер — незадолго до того.

— О! — Глаза Ребекки затуманились слезами.

— Он был солдатом и умер в госпитале от ран.

— О, тетя Джейн! — нежно произнесла Ребекка. — Вдали от вас?

— Нет, я была с ним.

— Он был молодой?

— Да, молодой, и храбрый, и красивый, Ребекка. Брат мистера Картера — Том.

— О! Я так рада, что вы были с ним! Он был рад, тетя Джейн?

Джейн оглянулась на полузабытые годы, и в памяти вспыхнуло видение: Том, радостная улыбка на его измученном лице, слезы в его усталых глазах, его раскрытые объятия, его слабый голос: «О, Дженни! Дорогая! Я так хотел, чтобы ты была здесь, Дженни!» О, это было слишком! Она еще ни разу не говорила об этом ни с одним человеческим существом, так как не было никого, кто бы понял. И теперь застенчиво, пытаясь спрятать полные слез глаза, она прижалась головой к юному плечу, что было рядом с ней, и сказала:

— Это было тяжело, Ребекка!

Малышка Симпсонов сонно гукала на коленях у Ребекки, откинув назад голову и с довольным видом посасывая свой большой палец. Ребекка склонила голову и, коснувшись щекой седых волос тетки, сказала тихо:

— Как мне жаль вас, тетя Джейн!

Глаза девочки смотрели кротко и ласково, а сердце в ее груди чуть заметно напряглось и росло — росло, становясь более добрым, чутким, обретая глубину чувств. Оно росло, вглядываясь в другое сердце, чувствуя его биение, слыша его вздохи — именно так растут сердца.

Эпизоды, подобные этому, оживляли тихое течение повседневного существования, ставшее еще более тихим в связи с отъездом в уэйрхемскую семинарию Дика Картера, Ливинга Перкинса и Хальды Мизерв, а также плохой посещаемостью школы в зимние месяцы, так как младшие ученики обычно оставались дома в холодную погоду.

Однако для ребенка с характером Ребекки жизнь не могла быть беспросветной или лишенной приключений. Ее натура отличалась способностью приспосабливаться к обстоятельствам, изменчивостью, восприимчивостью. Она везде находила друзей и заводила знакомства на каждом углу.

Это она выбегала на крыльцо, чтобы поприветствовать мясника или торговца рыбой; это она знала семейные истории разносчиков фруктов и бродячих жестянщиков; это ее просили отнести ужин больному или провести ночь с детьми в соседней деревне — с детьми, о чьих родителях ее тетки никогда даже и не слышали. На взгляд поверхностного наблюдателя казалось, что друзей у нее много, но природа этих дружеских отношений была очень разной, и хотя девочка охотно поддерживала свои знакомства, они не удовлетворяли ее и никогда не были того рода близостью, к какой так склонны неглубокие натуры. Она любила Эмму-Джейн, но это была дружба, обязанная своим рождением лишь близости домов и обстоятельствам, а не подлинному духовному родству. Приветливость, постоянство и преданность — вот что ценила она в Эмме-Джейн, но, ценя, всегда искала за этим интеллектуальные сокровища — искала и не находила, так как хотя Эмма-Джейн и была старше, она все еще оставалась незрелой. Хальда Мизерв была веселого нрава, что нравилось Ребекке; Хальда также приводила в восхищение своим знанием мира, так как уже не раз посещала своих замужних сестер в Милтауне и Портленде. Но, с другой стороны, в ней была некоторая резкость и нечуткость, которые вызывали неприязнь. С Диком Картером можно было с ощутимой пользой беседовать об уроках. Это был очень честолюбивый мальчик, строивший немало планов на будущее и довольно откровенно обсуждавший их с Ребеккой. Однако когда она затрагивала вопрос о своем будущем, интерес Дика заметно падал. В мир воображения ни Эмма-Джейн, ни Хальда, ни Дик никогда не заглядывали, и это создавало непреодолимую пропасть между ними и Ребеккой.