Кейт Уигглин - Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Этот год был примечателен еще и тем, что Ребекка росла не по дням, а по часам. С тех пор как ей исполнилось десять лет, она, казалось, не вытянулась ни на дюйм, но затем, однажды взявшись расти, отнеслась к этому делу точно так же, как относилась ко всякому другому, — с такой энергией, что тетя Джейн месяцами не делала ничего другого, как только удлиняла юбки, лифы и рукава. Но наконец, несмотря на все хитрости, известные бережливой новоанглийской женщине, ни отпускать, ни надставлять больше уже было нельзя, и платья пришлось отправить на Солнечный Ручей, где их предстояло перешить для Дженни.

Была и еще одна веха, печальная, — маленькая могилка под ивой на Солнечном Ручье. Мира, младшая в семье, умерла, и в связи с этим Ребекка ездила домой на две недели. Вид маленького неподвижного тела, того, что прежде было Мирой — особенной любимицей Ребекки с самого дня рождения, — пробудил целый сонм новых мыслей и вопросов: тайна смерти приводит человека к осознанию еще большей тайны жизни.

На этот раз пребывание в родном доме было грустным для Ребекки. Смерть Миры, горе матери, отсутствие Джона — лучшего друга Ребекки, обособленность маленького домика и суровая экономия, как всегда соблюдавшаяся в нем, — все складывалось так, чтобы привести в уныние ребенка, который был так восприимчив к красоте и гармонии, как Ребекка.

Ханна за время отсутствия Ребекки превратилась во взрослую женщину. У нее всегда был странный, недетский вид, но теперь в некоторых отношениях она казалась старше даже тети Джейн — более сдержанной, более уравновешенной. Она была хорошенькой, хотя немного бесцветной, — хорошенькой и умелой.

Ребекка гуляла по тем местам, где так любила играть в раннем детстве. Все это были хорошо знакомые, заветные места, некоторые из них были известны Джону, некоторые — только ей одной. Здесь было место, где росли «индейские трубки», [25] См. сноску к с. 50. был и кусочек болотистой почвы, где бахромчатые горечавки всегда были необыкновенно большими и синими, и горный клен, где она однажды нашла гнездо иволги, и живая изгородь, в которой обитали полевые мыши, и покрытый мхом пень, где бледные поганки имели обыкновение вырастать как по мановению волшебной палочки, и ямка у корней старой сосны, где устроила свой домик почтенная жаба, — это тоже были вехи ее детства, и она смотрела на них словно с неизмеримого расстояния. Любимый маленький солнечный ручей — ее второй главный собеседник после Джона — был невеселым обществом в это время года. Не было смеющейся воды, вспыхивающей в солнечных блестках. Летом радостный поток, пританцовывая, бежал по белой гальке к глубоким заводям, чтобы там остановиться и задуматься. Теперь, как Мира, он был холодным и неподвижным, закутанным в снежный саван. Но Ребекка опустилась на колени возле того места, где он был самым глубоким, и, приложив ухо к блестящей ледяной корке, услышала слабый звенящий звук. Все было в порядке. Солнечный ручей снова запоет весной; быть может, к Мире тоже придет время песен — и она спрашивала себя, где и как. Во время этих прогулок она непрестанно думала — думала об одном. Ханне никогда не предоставлялась возможность хоть на время освободиться от повседневных забот и работы на ферме. До сих пор она (Ребекка) наслаждалась всеми преимуществами жизни в кирпичном доме. И хотя жизнь эта отнюдь не была путем, усеянным розами, в ней были удобства и общество других детей, так же как и возможность учиться и читать. Сам по себе Риверборо не был широким миром, но он был крошечной щелочкой, позволявшей взглянуть на мир, и это было бесконечно лучше, чем совсем ничего. Ребекка пролила не одну тихую слезу, прежде чем почувствовала в себе достаточно твердости, чтобы отказаться в пользу сестры от того, к чему так сильно стремилась сама. Однажды утром, когда ее пребывание на ферме подходило к концу, она решительно приступила к делу и сказала:

— Ханна, я собираюсь, когда закончится этот учебный год, остаться дома и отпустить тебя в кирпичный дом. Тетя Миранда с самого начала хотела, чтобы приехала ты, так что это будет только справедливо, если настанет твой черед.

Ханна штопала чулок и, прежде чем ответить, продела в иголку нитку и отрезала конец.

— Нет, спасибо, Бекки. Мама не справится без меня, и к тому же я терпеть не могу ходить в школу. Я умею читать, писать и считать не хуже любого, и для меня этого достаточно. По мне лучше умереть, чем зарабатывать на жизнь учительским трудом. Зима пройдет быстро, Уилл Мелвилл собирается одолжить мне швейную машину его матери, и я сошью белые юбки из муслина, который прислала тетя Джейн. Ну, а еще после Нового года здесь будет школа пения и благотворительное общество в Темперансе. Я буду отлично проводить время теперь, когда я взрослая. Я не из тех, кто скучает в одиночестве, Бекки, — заключила Ханна, покраснев. — Я люблю эти места.

Ребекка видела, что сестра говорит правду, но о причине неожиданного румянца догадалась лишь год или два спустя.

Была и еще одна веха, и даже больше чем веха, это было «событие» — событие, оставившее глубокий след в нескольких домах и повлекшее за собой другие, меньшие по значению события.

Этим крупным событием было прибытие в Риверборо преподобного Эймоса Берча и его жены — миссионеров, возвратившихся из Сирии.

Риверборское отделение миссионерского общества созывало свое собрание в одну из сред марта того года, когда Ребекка завершила свою учебу в деревенской школе и начала занятия в Уэйрхеме. Погода в тот день была промозглой и ветреной, на земле лежал снег и вид неба предвещал новый снегопад. Миранда и Джейн были простужены и решили, что не следует выходить из дома в такую погоду. Но такое уклонение от стези долга беспокоило Миранду, которая была членом руководства общества. И, в достаточной мере испортив завтрак горькими сожалениями и сетованиями на то, что Джейн упорно старается болеть одновременно с ней, она решила, что на собрание вместо них должна пойти Ребекка.

— Всё лучше, чем никого, — таково было ее лестное замечание. — Твоя тетя Джейн напишет записку, чтобы тебя отпустили из школы после обеда. Наденешь резиновые боты и пойдешь домой по дороге, которая идет мимо молитвенного дома. Этот мистер Берч, если я не ошибаюсь, знал твоего дедушку Сойера и даже останавливался у нас однажды, когда приезжал в Риверборо по делам общества. Он, вероятно, будет спрашивать о нас там, поэтому ты должна пойти — будешь представлять семью, передашь привет и засвидетельствуешь ему наше почтение. Последи за своим поведением. Склони голову, когда будут читать молитву; пой все гимны, но не слишком громко и нахально; спроси о здоровье сыночка миссис Страут; скажи всем, как ужасно мы простужены; если представится удобный случай, вынь носовой платок и вытри пыль с мелодиона перед началом собрания и возьми с собой двадцать пять центов из спичечной коробки, которая стоит на столе в гостиной, — это на случай, если будут собирать пожертвования.