Александр Власов - Бун-Тур

Ну а я не полез вперед из-за языка. Боюсь отношение испортить. Меня спросят не очень вежливо, а я брякну такое, что выгонят нас и никакого телефона к Борису Борисовичу не дадут.

В общем, Васька первый у дверей милиции оказался. Оглянулся на нас и наверняка понял, почему мы сзади очутились. Он же нас тоже не первый год знает.

— Шире ноздри! — говорит. — Вы хоть покажите, где там эта комната с дежурным. Направо или налево?

— Прямо! — отвечаю.

Так мы и вошли в комнату с барьером. Васька впереди. А за столом совсем не тот дежурный сидит. Телефонную трубку плечом к уху прижимает и записывает что-то шариковой ручкой. Мы думали подождать, но он так на нас взглянул, что ждать стало неудобно.

— Мы хотели бы, — говорит Васька, — про Бориса Борисовича узнать. Мы его ученики…

— Вторая направо! — сказал дежурный, прикрыв трубку ладонью.

Васька поблагодарил его, и мы выкатились в коридор.

— Неужели, — спрашивает Бун, — ему тут целую комнату дали?

— Ничего особенного! — отвечает Васька. — Он же ваше дело расследует, потому здесь и работает поблизости.

Дверь во вторую направо комнату была приоткрыта. Васька заглянул туда, раскрыл дверь пошире, и мы вошли.

Борис Борисович читал какую-то здорово потрепанную книжонку.

Я выдвинулся вперед и взял инициативу в свои руки. Не кому-нибудь, а мне надо извиниться за вчерашнее.

— Здравствуйте, Борис Борисович! — говорю, а моя рука сама на книгу потрепанную показывает и язык сам спрашивает: — Опять детектив?

Бун коленкой мне сзади поддал, а Борис Борисович молча показал обложку — кодекс какой-то. Скрутил я себя в узел и заставил говорить как надо.

— Я, Борис Борисович, не про то хотел… Я хотел извиниться за вчерашнее…

— Зачем дважды извиняться?

— Почему дважды? Я в первый раз…

— Неправда! — говорит Борис Борисович. — Ты еще вчера все понял, а сегодня утром проснулся и извинился!

Удивил он меня. Психолог какой!

— Вы что, — спрашиваю, — под кроватью у меня сидели? Только все равно бы ничего не услышали: я сам с собой не разговариваю. Не дошел еще до этого!

Борис Борисович ухватился рукой за белый подбородок и как-то снизу и сбоку посмотрел на меня.

— Знаете что, гражданин Данилов?

— Что?

— Вы памятью своей хвастались: и зверская она у вас, и как бритва… Память действительно хорошая, но язык!.. Вот это настоящая бритва — из углеродистой стали!

— Из нержавейки! — говорю.

Васька понял, что самому мне никак не остановиться. Он плечом оттеснил меня от Бориса Борисовича.

— Помолчи, нержавейка! Борис Борисович! Данилов не только с извинением пришел. Они с Буном еще и план один придумали!

— Какой план? — заинтересовался Борис Борисович.

— Как вам помочь с этими… как их?

— С мембранщиками! — подсказал я.

— Ну и как же? — спрашивает Борис Борисович.

Васька рассказал все очень толково. Особенно напирал он на арифметику.

— У нас, — говорит, — десять ребят. Стоит каждая пара одного средненького милиционера? Стоит! Мы, выходит, пятерых милиционеров в ваше распоряжение откомандировываем!

Борис Борисович рассмеялся.

— Ты, Вася, цифрами увлекся!.. Даже из…

Он задумался — прикидывал что-то в голове, но я ему не дал продолжить.

— Мысль, — говорю, — повторенная, сами знаете, что это такое!

— А что я хотел сказать? — спрашивает Борис Борисович.

— Что-нибудь вроде: из миллиона блох и одну лошадь не соберешь?

— Верно! — признался Борис Борисович.

— А вот и не верно! — возразил я. — Тысяча деревьев — это уже роща. А миллион камней — это настоящий Казбек!

Борис Борисович руки поднял.

— Сдаюсь! — говорит. — В диспуте Данилов непобедим!.. А за помощь — спасибо, ребята. Я подумаю, как воспользоваться вашим предложением. Только не в этот раз и не в этой операции.

— Значит, — спрашиваю, — операция будет все-таки?

Борис Борисович замялся. Пожалел, наверно, что сказал про операцию. Пока он думал, как ответить, в комнату вошел тот майор — толстый, как Жаботинский, и хмурый по-прежнему. Кивнул на нас головой, глаза под брови запрятал и спрашивает:

— По тому делу?

— Нет! — ответил я раньше Бориса Борисовича. — Мы против того дела!

Он приподнял левую бровь, как заслонку, в меня прицелился и заколыхался от смеха. Узнал! И мои слова, оказывается, запомнил!

— А-а! — говорит. — Это — уважающие себя шпионы, которые в тайну сапожной будки хотели проникнуть!.. Борис Борисович! Поосторожней с ними! Обведут и опять туда же выведут! И жаловаться некому — сам таких воспитал! Зачем ты их вызвал? Четверть кончается — время для них дорого. Моя Ленка и по ночам к экзаменам готовится.

— Не вызывал я их, — отвечает Борис Борисович. — Сами пришли. А экзаменов у них нет. Они — семиклассники.

— Счастливчики! — говорит майор со вздохом.

— Давайте меняться! — предлагаю я.

— Чем? — спрашивает майор.

— А местами! — говорю. — Вы — за парту, а мы — в ваш кабинет. Только пусть Борис Борисович нас, как вас, слушается!

Наверно, этот майор детей страшно любит. Добродушия в нем больше, чем собственного веса, а весит он килограммов сто двадцать. Кто бы другой стал мою галиматью слушать? И не только слушать, а и подыгрывать мне!

— Давайте! — говорит. — Получится ли только?.. Надо проверить! Приказывайте Борису Борисовичу! Если он вас послушает, так и быть — забирайте мой кабинет!

Я к нашему чертежнику повернулся, каблуками прищелкнул по-военному, прокашлялся и, как Левитан, чеканю:

— Борис Борисович! Слушайте приказ Верховного Главнокомандования! В обеспечение успешной операции по поимке мембранщиков приказываем ввести в действие войска нашего класса!

Тут даже Бун и Васька, которые привыкли к моим шуточкам, и те загрохотали, а по майору просто волны пошли.

И вопрос решился в нашу пользу. Борис Борисович еще посопротивлялся немножко, опять тех мальчишек опасными назвал, но майор утвердил мой приказ и сказал уже серьезно, без смеха:

— Мы — одно поколение, они — другое… Наша обязанность — опыт передать, помочь, когда надо. Но в основном в делах своего поколения им самим разбираться придется. Пусть привыкают…

Как вы думаете, когда срезают трубки у телефонов? Ночью?.. Рано утром?.. Я тоже так думал! Бывает, конечно. Но так лишь неопытные воришки делают. А у «компахи», за которую взялся Борис Борисович, все было научно продумано.

Ночью хоть и не видно, но зато, во-первых, из дома трудно удрать, а во-вторых, ночью на улице мальчишка — как сигнал тревоги с красным светом. Каждый милиционер заметит и остановит. Рано утром — еще хуже. Народу мало, но дворников полно и далеко видно. Всем известно, что утром — самый сон. И если мальчишка появился на улице до солнышка, любой дворник поймет: либо дома у мальчишки беда, либо в нем самом беда сидит. И такого запомнят надолго: и как он одет, и когда он вышел, и куда пошел…