Григорий Медынский - Повесть о юности

И с той же искренностью и непосредственностью она, повернувшись к Люде Горовой, выразила на своем лице явное недовольство тем, что говорил Витя.

А Витя говорил как будто бы правильные вещи. Он хвалил комсомольца Астраханцева за вопрос, который тот поставил перед всей советской молодежью.

— Только в чистой и прекрасной душе советского человека мог возникнуть вопрос о том, какие моральные качества нужно воспитывать в себе, чтобы стать полноправным членом нашего общества. А кто из нас не хочет стать хорошим человеком?..

— Не речь, а похвальное слово! — услышал Валя шепот Тани.

Это ему понравилось, так как и по его мнению Витя говорил очень общо и беспредметно — не ставил никаких вопросов и никаких вопросов не решал.

Потом выступил Костя Прянишников из десятого «А». Он недавно был избран членом школьного комитета комсомола и теперь пришел сюда как его представитель. Немного важничая, он говорил о Зое, о Кошевое, о Корчагине, пытался проанализировать самое понятие «хороший человек», говорил о культуре, о честности, о труде, о любви к родине и готовности ради нее пожертвовать собой.

Все это были в общем правильные вещи, но Валя привык обо всем думать по-своему. Конечно, в таком разговоре нельзя было не вспоминать о Зое с ее умными глазами и упрямым лбом, о «Молодой гвардии», например о трагической сцене избиения матери Сережки Тюленина на его глазах, о безжизненно повисших руках кого-то, кого несли с очередного допроса. Валя и сам спрашивал себя, читая об этом: «А смог бы я вынести такое?» Но в то же время ему, казалось, что, если по каждому случаю много говорить, говорить одно и то же, это теряет свою силу, — стираются не только слова, стираются образы, и получается что-то другое, обратное, — ребята перестают верить. «Кавалера Золотой Звезды» они переименовывают в «Золотого кавалера», Сергея из «Бури» Эренбурга называют «фасадом человека», а про книгу о милой колхозной девушке Груне Васильцовой говорят словами странницы из «Грозы»: «Бла-а-лепие, милая моя! Бла-а-лепие!»

Валя считал, что в литературе у нас очень часто выводят таких однолинейных, умилительно хороших людей, на которых можно любоваться, но у которых трудно учиться. А Валя хотел учиться. Поглощенный внутренней напряженной работой, он не верил в абсолютно хороших, непогрешимых не только героев книг, но и живых людей. Он считал, что рядом с хорошим у каждого человека есть что-то плохое, у одного — одно, у другого — другое. И каждый человек обязательно должен с чем-то бороться внутри себя, что-то подавлять в себе, чтобы стать хорошим, даже не абсолютно, а хоть бы относительно хорошим человеком.

Иногда Валя думал и о том, что в нашей литературе мало показаны такие люди, на которых ты не хотел бы походить. Он не отрицал значения положительного примера, но часто задумывался над тем, что на него больше действует, — стремление подражать Павке Корчагину или боязнь оказаться чем-то похожим на Мечика или Стаховича. Отрицательный образ, по его мнению, учит нисколько не меньше, чем положительный.

Вале очень хотелось выступить и сказать обо всем этом, но он, конечно, не выступил и не сказал, зато очень внимательно слушал все, что говорили другие.

Говорили о многом — об отношении к критике, о внешней и внутренней культуре («Можно не иметь бостонового костюма и желтых туфель и быть хорошим человеком», — сказал Игорь Воронов), о понятии личности и характера, о роли убеждений в формировании характера. Говорили об отношениях между людьми, о дружбе, о товариществе. Саша Прудкин коснулся дружбы между мальчиком и девочкой — может ли быть такая дружба? И обязательно ли она переходит в любовь? И как нужно понимать любовь? Можно ли любить некрасивую девочку или некрасивого мальчика?

— Интересно бы знать, — сказал он, — как все это понимают девочки?

Валя видел, как оживилась при этом Юля Жохова, как заблестели у нее глаза и как она осматривалась кругом, ожидая, кто же сумеет ответить на все эти, такие интересные, вопросы.

Поднялась Таня Демина. Она вышла вперед, перекинула было через плечо одну косу, потом, спохватившись, закинула ее опять назад и, взявшись руками за спинку стула, сказала:

— Вот здесь Прудкин наставил много вопросов и наговорил разных вещей о любви. Только он почему-то говорил об этом с улыбочкой… Улыбочка мне его не понравилась. И почему о любви вообще нужно говорить с улыбочкой? — Она обвела собрание прямым и смелым взглядом. — Мы, конечно, мало еще знаем о ней, но мы много читали, слышали и видим: любовь — это большая сила в жизни. Помните, как горячо сказал о ней Горький: «Краше солнца нету в мире бога, нет огня, огня любви чудесней!» Только к этому, — Таня глянула на Сашу Прудкина, — как ко всему в жизни, нужно подходить с чистым сердцем.

Таня остановилась, прислушиваясь к настроению собрания, и, поняв, что она переломила его, приглушив мелькнувшие то там, то здесь улыбки, продолжала?

— Вы спрашиваете: что думают об этом девочки?.. Девочки, конечно, разные бывают.

— Какие? — раздался голос со стороны мальчиков, и вслед за этим целый хор мальчишеских голосов несколько минут не давал Тане говорить: — Какие? Кто? Расскажи откровенно!

Таню смутило такое бурное и неожиданное проявление мальчишеского любопытства. Но она скоро оправилась.

— Вот тут Прудкин говорил о красоте, — сказал она. — Я, правда, не очень поняла, что он хотел сказать и что он сам думает, — он больше улыбался. Но вопрос он поставил правильно, потому что это у нас есть — слепое увлечение красотой. А по-моему, девочкам не нужно гордиться красотою, мальчикам — гоняться за ней. И в настоящей любви… Не знаю, а я бы сказала — в настоящей любви нет красивых и некрасивых!

— А что сказал Чехов? — перебил ее Саша Прудкин.

— Знаю, что сказал Чехов! — ответила Таня. — «В человеке должно быть все прекрасно — и лицо, и одежда, и душа, и мысля». Но как понимать красоту? Красивое лицо — это не значит обязательно греческий нос и отменно правильные черты. Лицо красиво, когда его освещает духовная красота. По-моему, самая гордая красота в человеке — красота души. В этой красоте — сочетание всех благородных качеств советского человека: честность и верность долгу, простота и скромность, смелость и самоотверженность в труде и в бою, великодушие и прямота, бескорыстие и чистосердечие, постоянство и твердость, широта интересов и принципиальность. Да мало ли!.. Всего не перечислишь! Вот кого советская девушка хочет видеть в своем друге — человека гордых достоинств!

— Молодец, Демушка! — сказала Люда Горова, когда Таня, взволнованная и раскрасневшаяся, под гром аплодисментов села на место.

«Молодец, Демушка! — повторил про себя Валя Баталин. — Молодец!»