Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы

Нет, когда он, октябренок Коля, выучится, на всем, что построит, самыми большими буквами свое имя напишет. Пусть все знают. А пока он пойдет и еще раз полюбуется мостиком. А может, разок-другой на тот берег сбегает.

Коля подошел к мостику и увидел человека в бумажном колпаке. Человек белил мостик. Почти весь уже выбелил. Намазывал краску, как масло на хлеб. Смотреть и то было вкусно.

Коля вызвался помочь.

Маляр посмотрел на Колю. Лицо у него как луна — круглое и веселое, только морщинистое и, как луна, от краски в пятнышках. И голос от старости с трещинкой, дребезжит.

— Это дело, — сказал маляр и дал Коле подержать ведерко.

Закончил белить и по белому полю пустил три полоски — алую, синюю и желтую. Коля просто ахнул, когда мостик заиграл свежей радугой. Все, кто шел по улице, останавливались и удивлялись. И в глазах у всех Коля читал немой вопрос: кто придумал этот мостик?

Может быть, маляр знает?

— Какой секрет, — пожал плечами маляр, — я и придумал.

Коля опешил.

— Как вы? — удивился он. — А кто знает?

— Никто, — сказал маляр. — Кто знал, тот забыл.

— Жаль, — сказал Коля. — Как же теперь докажешь?

— А зачем доказывать? — спросил маляр.

Коля почесал задумчивое место.

— Ну, чтобы все знали… — начал он.

— …что ты хорошее дело сделал? — перебил его маляр. — А если оно хорошее, то и так видно, что хорошее, без доказательств.

Он кивнул бумажным колпаком и ушел. Коля задумчиво посмотрел ему вслед. Потом посмотрел вокруг и удивился: безымянные дома, деревья, мостик-радуга уже не казались ему странными.

В школе все было новое: сама школа — ее только что построили, — новые ученики, новая учительница.

— Здравствуйте, ребята, — сказала она, — меня зовут Валентина Михайловна, а вас?

Что тут поднялось — буря в листопад: фамилии, имена, прозвища так и посыпались!

— Кириллов…

— Гусятинский…

— Мая…

— Лена…

— Коршун! — крикнул мальчик с круглыми и толстыми, как у чайника, щеками.

Учительница подняла руку:

— Тише! — И к мальчику: — Как ты сказал?

— Коршун, — буркнул толстощекий и покраснел.

— Вот как, — удивилась учительница, — интересная фамилия.

Но тут выскочила девочка с мышиными хвостиками-косичками.

— Это не фамилия, — крикнула она, — это прозвище! А фамилия у него — Коршунов.

— Зачем же ты себя Коршуном зовешь?

Вместо мальчика снова ответила девочка:

— Чтобы страшным казаться. А он совсем нестрашный, Коршун. — И засмеялась.

Этой обиды Коршунов стерпеть не мог. На глаза навернулись слезы. Чтобы не расплакаться при всех, он встал из-за парты и пошел к выходу.

— Куда же ты, Коршунов? — тревожно крикнула учительница. — Подожди…

Но Коршунов не стал ждать. Переступил порог и покинул класс с твердым намерением никогда больше сюда не возвращаться.

Коршунову всегда хотелось быть смелым. А смел кто? Тот, кого все боятся. А его, Коршунова, никто никогда не боялся. Даже галки. Раз, правда, ему показалось, что они его испугались.

«Карр… карр…» — тревожно закричала одна галка, завидев Коршунова. Но другие даже ухом не повели. Подумаешь, молодая кричит. Где ей знать, что мальчик, который зовет себя Коршуном, совсем нестрашный человек? Зовет так, чтобы казаться страшным. И как ни в чем не бывало продолжали точить носы, искать съедобное.

Ух как разозлили тогда Коршунова галки! А теперь вот эта девчонка с мышиными хвостиками-косичками. Ну почему, почему его никто не боится?

Это надо было обдумать. Коршунов сел возле школы на лавочку и опустил голову. А когда поднял, увидел рядом летчика. До того, значит, задумался, что не заметил, как тот подсел.

Летчик посмотрел на часы, потом на Коршунова. Спросил, почему не в школе? Не дождавшись ответа, сказал:

— А, знаю. Ты в космонавты хочешь, а тебя арифметику учить заставляют, ну?

— Меня в космонавты не возьмут, — вздохнул Коршунов.

— Это почему же? — удивился летчик.

— Потому что я нестрашный, — сказал Коршунов. — Меня никто не боится. Даже галки.

— Ну, — махнул рукой летчик, — значит, ты не знаешь последней космической новости.

— Какой? — загорелся Коршунов.

— А вот какой, — сказал летчик. — Тебя почему никто не боится? Потому что ты добрый. А в космонавты теперь только добрых берут. Не догадываешься почему?

— Нет, — сказал Коршунов.

— Ну как же… Прилетит, скажем, недобрый космонавт на чужую планету. Захочет с теми, кто на ней живет, познакомиться, а они — врассыпную: спасайся, кто может, недобрый человек прилетел!.. Останется космонавт с носом. Улетит ни с чем. А добрый прилетит…

Он не договорил. В школе зазвенел звонок.

— Перемена! — крикнул Коршунов и убежал, не простившись.

Но летчик не обиделся. У нестрашного Коршуна была уважительная причина: он спешил поделиться с классом последней космической новостью.

Все было, как в сказке. Стоял терем-теремок. В тереме жил одноухий заяц, который умел прыгать, а во дворе… Во дворе жил огненный дракон, который только о том и помышлял, чтобы сожрать этого зайца.

Ну вот, на некоторых уже и страх напал. А иных мой рассказ распотешил: какой-такой огненный дракон? Какой-такой терем-теремок? Выдумки…

Нет, не выдумки, хоть я и назвал теремом огромный, во всю улицу, дом, а огненным драконом — костер, который иногда разжигали во дворе этого дома. Зайцу, который умел прыгать, взаправду грозила гибель. Не сегодня-завтра старший Сашин брат, Егорка, найдет одноухого, скажет папиным голосом: «Старую рухлядь из дому вон», и прощай Сашина забава — сгорит плюшевый заяц в костре. В нем уже много чего сгорело: магазинных ящиков, уличных афиш, бабушкиных зонтиков, дедушкиных галош, маминых кукол и папиных самокатов из детства.

Эта же участь грозила и Сашиному зайцу. Старший брат, Егорка, сколько раз про него спрашивал, искал, но найти не мог. Саша, жалея одноухого, то и дело его перепрятывал.

Но однажды заяц попался. Егорка выудил его из дедушкиного валенка, где тому был устроен ночлег. Саша, увидев, схватил косого за целое ухо и завопил:

— Не дам!..

С тем ухом и остался. А Егорка, вырвав зайца, побежал с безухим к костру.

Ух как он горел, этот костер: свистел, шипел, сыпал искрами, словно змеи с кошками дрались. А вокруг толпились ребята.

— Расступитесь, — заорал Егорка, — зайца жарить будем!

Размахнулся и…

— Не надо! — крикнул подбежавший Саша, но было уже поздно — безухий полетел в огонь. Саша заплакал и не помня себя закричал: — Зайчик!.. Зайчик!..

Ах как это всех развеселило! Ребята так и покатились со смеху. Но тут вдруг случилось такое, отчего веселье сразу пропало, и на всех напал страх.