Ольга Колпакова - Большое сочинение про бабушку

Захватив фонарик, Младшая направилась за дом. Я пыталась представить себя на месте своей бабушки: смогла бы я создать в избе уют?

Например, без ванной комнаты я бы точно обошлась. Я люблю баню. А для умывания в каждой избе (а летом во дворе) были рукомойники. Это я помню ещё из детства. Моей обязанностью было доливать воду в рукомойник. Сейчас даже в деревенских домах делают водопровод в доме. А лет тридцать-сорок назад в день нужно было принести не одно ведро воды: для приготовления пищи, мытья посуды и пола, для животных, для полива… Ведро хотя и удобное (слегка суженное кверху, чтобы вода не расплескалась), но не очень лёгкое — двенадцать литров. Два таких ведра женщина несла на коромысле от колодца до дома. Но тот, кто хоть раз заглядывал внутрь современных водопроводных труб, никогда не станет жалеть о водопроводе и не поленится прогуляться к колодцу или роднику за чистой, вкусной водой.

Ни посудомойных, ни стиральных машин у наших бабушек в хозяйстве не было. Посуду мыли в лохани. «Ушастый кабан завсегда в избе» — это загадка про лохань, которая известна со времён Древней Руси. Вместо чистящих средств брали золу, песок, траву. Бельё стирали в бане или у реки, замочив в бадье, в щёлоке. Полоскали в проточной речной воде. Вот это, пожалуй, мне было бы непросто, особенно зимой.

В доме нередко жили домашние животные, стоял ткацкий станок; здесь пёкся хлеб, сбивалось масло, плелись лапти, чинилась утварь, поэтому половики обычно расстилали только по праздникам. Зато горница, или светлица, если она была в доме, всегда содержалась готовой к приёму гостей.

Несколько раз в год, перед большими праздниками, в избе устраивали генеральную уборку: скоблили пол и стены специальными ножами, вытрясали постели, белили печи. Каждую неделю скоблили, посыпали песком и тёрли добела мокрым берёзовым веником пол и лавки, выбивали половики (на Севере вместо половика иногда использовали старую рыболовную сеть — у хорошей хозяйки ничего не пропадало). Мели избу каждый день. Нет на венике пульта управления, но без сноровки с ним не управишься. Тут были свои приметы: не мети вечером и к порогу — достаток выметешь; двумя вениками не подметай. Хранить веник тоже полагалось определённым образом — ручкой вниз. Кстати, и некоторых областях мусор называли шумом. Из избы выметали шум…

Сдув с носа очередного комара, я вспомнила про насекомых, которых, наверное, и избах было хоть отбавляй, и спросила у тётушки, как боролись с этой вредной живностью, — китайских карандашей от тараканов тогда ведь не было.

— Ой, — оживилась тётушка, — мы когда по осеннему циклу детям праздник показываем, кусочек похорон тараканов изображаем. Хохот стоит!.. Таракана ведь в гробике из капустной кочерыжки или морковки хоронят, да ещё с причитаниями. Но сперва его поймать надо. А мух выгоняли, размахивая штанами.

Тут и мне вспомнилось: вносят в дом первый сжатый сноп и говорят: «Первый сноп в дом, а клопы, тараканы вон!»

— Применяли и другие средства, — отгоняя комаров, продолжала тётушка. — Меняли набивку в матрацах, убирали крошки, развешивали клещевину, цветущую рожь и другие травы, которые не любят насекомые; окуривали помещение дымом полыни и использовали мухобойки и вшивицы. Вшивицей подцепляли прядку волос и ловили паразитов. А вообще-то этот предмет назывался косотык, с его помощью плели лапти.

— Всё же хорошо, что в нашем хозяйстве косотык не нужен, — порадовалась я. — Хотя слово смешное.

— Верянкин ещё раз полезет, — вступила и разговор вернувшаяся с задов Младшая, — скажу: ты что, косотык!

— Верянкин? Очень интересно. Вот, кстати, тоже целый пласт потерянный: названия полок и ящичков, где хранились вещи. Например, полки для посуды назывались: мисник, блюдник, судник, ложечник. Хозяйственную утварь убирали в залавок — ящик с подъёмной крышкой. Что нельзя положить и поставить, можно было повесить на крючок. Одежду, бельё, ценные вещи укладывали в сундуки, короба, скрыни. Иностранных путешественников поразило в России то, что одежду у нас держат… в бочках с замком. Такую кадку для вещей называли кубел. Хозяйственные вещи убирали в лавки-лари. Веретено хранилось в специальной коробке — веретенице. В своей берестяной или лубяной коробке — цевельнице — лежали цевки (катушки), на которые наматывались нитки для тканья. Хлеб и муку держали в кадушках с крышками. Молочные продукты — в ставицах — шкафчиках с откидной крышкой, которые стояли в сенях. Уголь — в плетёной корзине-угольнице, или верянке.

— Вот, оказывается, почему Верянкин вечно какой-то чумазый и помятый, — удивилась совпадению Младшая.

— Вместо пластиковых банок и бутылок сыпучие и жидкие продукты хранили в бочках. Для растительного масла бочки делали из осины. Для молока, масла, икры, мёда — липовые бочки. Сосновые бочки — для смолы, дёгтя, живицы. В разных губерниях и для разных назначений бочки назывались по-разному: смолянка — для смолы, солувка — для соли, мазница — для дёгтя, тара — для рыбы. Вместимостью бочки были от 5 до 120 литров. Бочка объёмом 45 литров носила название ангел, 120–180 — карделька, 360 — радовка, 480 — сороковка. Вода перевозилась тоже в бочках.

— И за всем этим должна была присматривать хозяйка! — ужаснулась я.

— А почему обязательно хозяйка? — поинтересовалась Младшая. — Хозяин, что ли, не должен?

— «Кошка да баба завсегда в избе, а мужик да собака завсегда во дворе», — пословицей ответила тётушка. — А про нерадивую хозяйку говорили, что у неё «посудник под лавкой, клеть на полатях, а курятник в красном углу».

— Это про меня, — сказала Младшая и вытащила флейту.

Мы обрадовались: сейчас услышим что-то новенькое. Младшая играет по живым нотам, которые выискивает вокруг. То птицы, рассевшись на проводах, подскажут ей мелодию. То светящиеся в доме напротив окна. То листья, плывущие по реке. Сегодня Младшая смотрела на звёзды, которых не увидишь в городе.

Ночь, как часто бывает на новом месте, началась тревожно. Хотя горшками никто не швырялся, дом не молчал: и внутри и снаружи какое-то хрумканье, треск, щёлк.

Я думала о хозяевах дома. Что случилось с ними? Уехали, бросив ненужную в городе рухлядь? Уехали, может быть, умерли? Многое могли бы они рассказать, ведь у каждой оставленной вещи своя история, свой характер. Каждый рез на дереве, каждый стежок вышивки растолковал бы хозяин, объяснил суть и смысл предметов, на первый взгляд вроде бы и не очень нужных в хозяйстве, но для жизни необходимейших.

Какую бы вещь в русской избе мы ни взяли, у каждой, помимо явной, есть своя тайная жизнь. Как у тех безделиц, которыми набиты карманы мальчишек и девчачьи сумочки. Выгребая перед стиркой камешки, болтики, наклейки из карманов Тихона, я никогда их не выбрасывала, помня, какие это важные для него сокровища. Но уже не очень понимала притягательность этого мусора. Так же, наверное, и каждое новое поколение, удаляясь от уклада предков, постепенно забывает таинственный смысл окружающих нас в быту предметов. И тайна эта с каждым веком становится всё непостижимее.