Луиза Олкотт - Юность Розы

— Я горжусь, что могу исполнить это ради нее самой. Прости, дитя мое, мои глупые предрассудки, я докажу свою искренность… Где же мальчик?

Здесь стояли все шесть мальчиков, и справа был тот, кого она искала. Взяв руку Арчи, тетушка Изобилие соединила ее с рукой Фиби. Силясь сказать что-нибудь торжественное, приличествующее случаю, она снова разрыдалась, просто обняла их и проговорила:

— Если бы у меня была дюжина внуков, я всех охотно отдала бы вам, моя дорогая. Я буду танцевать на вашей свадьбе, несмотря на свой ревматизм.

Эти слова были лучше всякой официальной речи, потому что рассмешили всех, и доктора Алека усадили на диван под общий хохот. После этого Мэк, который теперь превратился из поэта во врача, приказал удалиться всем, кроме тетушки Изобилие и Розы.

— В доме нужна тишина. Ему следует уснуть как можно скорее после такого путешествия, а потому прощайтесь с ним до завтра, — сказал он, с беспокойством наблюдая, как четыре женщины снимали с дяди Алека теплое платье, три мальчика стаскивали теплые сапоги, два брата пожимали ему руки, а тетя Майра держала перед его носом флакон с нюхательной солью.

С большим трудом удалось освободить дом от переизбытка родственников. Тетушка Изобилие уселась сторожить любимого племянника, а Роза тихонько вышла из комнаты, посмотреть, не ушел ли Мэк вместе со всеми. Во всей этой суматохе они едва перекинулись несколькими словами, хотя их глаза и руки встречались не раз.

В зале она нашла Стива и Китти. Он спрятал свою возлюбленную за большую кушетку, считая, что она также имела право тут присутствовать, потому что все это тяжелое время мужественно поддерживала в женихе бодрость духа. Они были заняты друг другом, воркуя в уютном уголке за этажеркой. Роза надеялась проскользнуть незаметно, но это ей не удалось.

— Он не ушел. Вы, наверное, найдете его в гостиной, — сказал Стив, инстинктом влюбленного угадав значение быстрого взгляда, который Роза бросила на вешалку со шляпами, притворяя за собой дверь кабинета.

— Да нет, в гостиной Арчи и Фиби, а он скорее всего ждет в твоей комнате. Хочешь, я схожу за ним и приведу сюда? — спросила Китти, приглаживая растрепавшиеся волосы Розы и прикалывая ей к груди цветок.

— Нет, благодарю, я сама пойду к нему, но сначала повидаюсь с моей Фиби, — ответила Роза, направляясь к двери.

— Послушайте, — сказал Стив, — скажите им, пусть они обвенчаются в одно время с нами. Мы и так отложили свадьбу из-за болезни дяди и не можем ждать ни одного дня после первого мая.

— Это слишком быстро, — засмеялась Роза, берясь за дверную ручку.

— Мы все сделаем очень просто, без всякой пышности. И ты тоже можешь к нам присоединиться. Подумай, как весело: три свадьбы в один день! Ну, отправляйся скорей и все улаживай, — умоляла Китти, от этой романтической идеи у нее разыгралось воображение.

— У меня еще и жениха нет, — начала Роза, при этом ее правдивое личико зарумянилось.

— Ну до чего лукавое создание! Вам стоит только сказать слово, и у вас будет отличный жених! — воскликнул Стив, стараясь поспособствовать брату, который, по его мнению, слишком мешкал и все делал неправильно.

— Он не торопился возвращаться, а я не спешу покинуть свой дом. Можете не ждать меня. Быть может, пройдет еще год, прежде чем я на что-то решусь. Устраивайте свою свадьбу так роскошно, как хотите, а я потом воспользуюсь вашим опытом.

Когда Роза исчезла в гостиной, Стив пробубнил что-то об испорченности самых лучших женщин, а Китти утешила его обещанием обвенчаться первого мая во что бы то ни стало.

Пара, сидевшая в гостиной, была совсем другой, но еще более счастливой. Они испытали всю горечь разлуки и теперь наслаждались долгожданным воссоединением.

Фиби сидела в кресле, бледная, исхудалая и измученная своими трудами, но Арчи она казалась прекраснее, чем когда-либо. Он поклонялся своему божеству. Подставляя ей под ноги скамейку, он остался на коленях, опершись локтем на ручку кресла. Он смотрел на любимую, как умирающий от жажды человек, который нашел родник с чистейшей водой.

— Я вам не помешаю, если пройду мимо? — спросила Роза, сожалея, что нарушила эту прекрасную картину.

— Нет, если вы на минуту остановитесь, чтобы поздравить меня, кузина! Она сжалилась надо мной и сказала «да», — Арчи вскочил, чтобы Роза могла подойти к Фиби.

— Я знала, что она в конце концов наградит вас за терпение и отбросит в сторону гордость. Вы оба достаточно испытали себя, — Роза обняла подругу с такой нежностью и уважением, что на глазах Фиби снова выступили слезы.

— Как могла я поступить иначе, если все были так добры ко мне. Никакая гордость не устояла бы от таких похвал, благодарностей и добрых пожеланий. Все приветливо встретили меня, и все просили вступить в семью. Когда отец и мать Арчи подошли ко мне и назвали «своею дочерью», я готова была на все, чтобы доказать мою любовь к ним.

Арчи поцеловал руку, которую держал с таким триумфом, как будто это была рука принцессы, и с гордостью сказал:

— Подумайте только, от чего она отказывается ради меня: от славы, состояния и поклонения множества людей! Ее ждало будущее знаменитой певицы, всеобщая любовь и уважение, а она все это оставила, довольствуясь тем, что будет петь для меня одного, не получая никакой другой награды, кроме любви.

— Я никогда не буду жалеть, что принесла ничтожную жертву за такое большое счастье. Я наполню музыкой свой дом, что может быть прекрасней? Птицы лучше всего поют в своем гнезде, — и Фиби склонилась к Арчи, готовая без сожалений расстаться со всеми честолюбивыми мечтами ради своей любви.

Они, казалось, забыли, что не одни, и Роза, повинуясь внезапному импульсу, направилась к своей комнате, как будто южный ветер гнал ее маленькое судно к острову Любви, у которого другие благополучно бросили свой якорь.

Все в комнате было залито солнечным светом, весенней свежестью и ароматами цветов. Роза как будто стремилась рассказать на языке растений все, что чувствует, о чем мечтает. Мэк без труда прочел этот символический язык и понял, отчего маленький портрет Чарли был обрамлен белыми розами, отчего анютины глазки висели вокруг его портрета, отчего Психея наполовину скрыта «венериным волосом», а пунцовый страстоцвет лежит у ног Амура. Эта последняя фантазия, видимо, понравилась ему, он улыбнулся и пробормотал про себя слова песенки, которую Роза часто ему напевала:

— Да, Мэк, куда угодно!

Он не слышал, как она вошла, и, оглянувшись, сказал с глубоким вздохом: