Всеволод Нестайко - Чудеса в Гарбузянах

— Эх вы, копатели! — ласково помолвила, ероша волосы сына (он была довольна собственной догадливостью). — Ну, бегите ужинать, а то всё перестояло.

После ужина ребята пошли «спать» — покарабкались на чердак к Цыгану (словно знали, что им придётся ночью куда-то идти, и еще вчера договорились с матерью Журавля, что ночевать будут вместе).

На чердаке было темно, тихо, пахло сеном, чабрецом, мятою, еще какими-то травами, которые сушились под крышей. Где-то в углу стрекотал сверчок.

— Ждем, пока не лягут спать, и тогда… — сказал Сашка Цыган. — Только и правда не засните.

Предупреждение оказалось не лишним. Ибо уже через две минуты Журавль видел первый сон, задремал и Марусик. Пришлось Сашке Цыгану их расталкивать.

Слезли с чердака осторожно, мягко ступая на лестнице, чтобы не скрипнуть.

Неожиданно загавкал Бровко.

— Да ты что, глупый!.. Это же мы! Цыц! Цыц! — зашипел на него Сашка Цыган.

Но Бровко рвался на цепи, бросался и жалобно скулил:

«Ребята! Я с вами! Ребята! Возьмите меня!.. Я вам пригожусь! Чувствую! Всем сердцем чувствую. Возьмите! Ну! Ребята!..»

Сашка Цыган был вынужден подойти и приласкать его.

— Цыц, глупенький, цыц! Ну не можем мы тебя взять. Ты нам только всё испортишь. Не можешь, извини. Сиди тихо. И сторожи тут хорошо. Сторожи!

Бровко замолк. Но не успокоился. Рвался, пока ребята не исчезли.

Небо затянуло тучами. Месяц и звезды скрылись. Ребята едва разбирали дорогу.

Стал накрапывать дождь.

— О! Этого еще не хватало, — буркнул Сашка Цыган.

— Наоборот. Для разных военных выкапывателей плохая погода — самая лучшая, — со знанием дела возразил Марусик.

Во дворе у «мерседеса» была поставлена палатка, которая светилась изнутри. На стенах колыхались тени. Дождь усиливался. Поднялся ветер.

— Э!.. Промокнем до нитки. Давайте в хату, — сказал Сашка Цыган.

И они побежали скособоченную развалюху, что стояла по соседству с двором, в котором были иностранцы. В хате пахло плесенью и было сыро, как в погребе. На ощупь ребята добрались до единственного окошка с выбитым стеклом, которое смотрело в сторону палатки.

Но, выглянув в окно, палатки ребята не увидели — мешал какой-то столб, который торчал перед окном снаружи.

— Ну надо же! — ругнулся Сашка Цыган. — Подождите, сейчас!

Не успели ребята опомниться, как Сашка Цыган просунул в окошко ногу (оно было низко над полом) и сильно толкнул столб раз, другой, третий…

И вдруг…

Этот гнилой столб подпирал со двора крышу и словно только и ждал, чтобы его толкнули…

— Ой! — приглушенный крик Сашки Цыгана ребята даже не услышали: страшный грохот перекрыл его.

Марусик и Журавль едва успели в последний момент отскочить от окна и упасть на пол. Угол хаты, где было оконце и дверь, завалился.

— Сашка!

— Сашка!.. Цыган!

Слабый стон послышался в ответ.

— Сашка!.. Что с тобой?! Цыган!

Прошло почти полминуты, прежде чем до них донесся приглушенный голос:

— Зава… завалило… Нога болит очень… А… вы… как?

— Да нас-то не зацепило. Только не видно ничего, темно, и вход, наверно, завалило.

— Подожди! Мы попробуем что-нибудь сделать. А ну, Марусик, давай… Я вот тут нащупал… тяни…

Что-то угрожающе заскрипело.

— Не трогайте! Мне на голову сыплется, — прохрипел Сашка Цыган. — Свалится… Тогда всё!

— Это что же делается? Нам-то ничего. Мы и до утра ждать можем… А ты же как? Очень болит?

— Б-болит… Перелом, наверно… — Сашка Цыган не мог сдержать стона.

Ребят охватил страх. Липкий холодный страх безнадежности.

— Цыган, — тонким дрожащим голосом сказал Марусик. — Ты не молчи, знаешь… Ты… давай стони, кричи даже, не стыдись… Цыган, ты же там ближе до… до… ты что там видишь? А то мы — ничего…

— Вижу… Палатку… Ох!.. вижу…

— Стони… Кричи, Цыган! Кричи, миленький! Я тебя умоляю… — Марусик чуть не плакал.

— Зря… Они не придут… Они же… Ох! Ох!.. Если бы… они бы уже…

— Они, наверное, подумали, что это гром, — сказал Журавль. — Они не могли подумать, что…

— Давай кричать, давай, Журавль, раз он не хочет. А-а-а!

— Нас не услышат. Сейчас дождь, ветер. По палатке так лупит, что…

У Сашки Цыгана уже не было сил терпеть. Он уже стонал, стонал непрерывно, всё время…

— Держись, Цыган! Держись, — умоляющим голосом раз за разом просил Марусик.

И Журавль в растерянности повторял за ним:

— Держись, Цыган! Держись, друг!

Они боялись что-нибудь делать, чтобы правда не началось дальше обваливаться и не завалило насмерть.

Это была безысходность. Страшная черная безысходность.

Они утратили чувство времени, и неожиданно…

Неожиданно они услыхали гавканье. Знакомое гавканье Бровко.

Сначала они решили, что это бред.

Ну откуда мог тут взяться Бровко, если он крепко привязан на цепи там, на Бамбурах?

И всё-таки это был Бровко. Гавканье его звучало то справа, то слева… «Где вы, ребята, где вы? Отзовитесь!..»

И когда Сашка Цыган сквозь стон позвал хрипло: «Бровко-о!», верный пёс сразу услышал и через какую-нибудь минуту был уже возле него, и лизал мокрое от дождя лицо хозяина, которое выглядывало среди руин поваленной старой хаты. И скулил, и удивленно гавкал, не понимая, как это всё произошло…

Но главное — он сообразил сразу, что ребята в беде.

Бровко тряхнул головою, отчего звякнул обрывок цепи на ошейнике, и решительно бросился к палатке…

Что гавкал иноземцам Бровко, я вам пересказать не смогу, но гавкал он так настойчиво, так требовательно, так отчаянно, что те понял его. Первым из палатки вылез человек со шрамом.

— Что такое? Что это ты? — спросил он Бровко. Потом вылезли под дождь и другие двое.

— Вас ист лос?

Дальше они все трое заговорили на немецком языке и все трое пошли за Бровко к завалившейся хате, подсвечивая карманными фонариками. И когда подошли и увидели Цыгана, возглас отчаяния и сочувствия вырвался у всех трех, словно из одной груди…

— Мальчик! Ты живой? — бросился к Сашке Цыгану человек со шрамом.

Цыган только простонал в ответ.

Они снова заговорили по-немецки, после чего мужчина со шрамом спросил:

— Ты один или еще кто-то там есть?

— Еще двое…

Снова несколько слов на немецком, и старый «ковбой» и лысоватый бросились к «мерседесу». Заурчал мотор, засветились фары, и машина двинулась к поваленной хате.

Вытащили из багажника лопату, топор, тросы и в свете фар начали осторожно расчищать, растягивать завал.

Бровко сначала метался по двору, потом сел напротив хозяина и только изредка подавал голос.

Так случилось, что Марусика и Журавля освободили раньше, чем Сашку Цыган. Хотя Сашку было видно, а ребят только слышно, как гудят, словно, словно из-под земли.

Ведь растягивали сверху, с крыши, и как только Марусик и Журавль увидели свет, увидели, что образовалась дырка, сами полезли и выбрались на волю.