Всеволод Нестайко - Чудеса в Гарбузянах

Вот, наконец, осторожно вытащили из-под обломков и Сашку Цыгана. Он кривился от боли и делал страшные усилия, чтобы не стонать. Но стон невольно вырвался из его груди.

Бровко тоскливо завыл.

— Надо в больницу. Немедленно! — сказал человек с шрамом. Старый «ковбой» осторожно нёс на руках Сашку Цыгана к машине.

— Айда, ребята, с нами. Покажите, где больница. Быстрее!

Машина развернулась и с места рванула вперед. Бровко, звеня обрывком цепи, бросился следом. Ребята онемели, с ужасом смотря на дорогу…

Вот сейчас… сейчас… сейчас…

— Доннер Веттер! — выругался лысоватый, который сидел за рулём, резко тормозя.

— Что такое?! Дорога перекопана! Этого же не было! — человек со шрамом повернулся к ребятам, которые сидели на заднем сиденье рядом со старым «ковбоем», — тот держал на руках Сашку Цыгана.

Ребята втянули головы в плечи и молчали. «Мерседес» начал разворачиваться, чтобы ехать назад. И тогда Журавль не выдержал:

— Не надо… Там тоже… Дайте лопату! Мы… мы… закидаем. Мы…

Человек со шрамом что-то сказал по-немецки, открыл дверь и вышел из машины. Достал из багажника лопату и принялся закидывать ров.

Ребята тоже выскочили из машины и, встав на колени, начали руками сгребать в ров мокрые, но твердые комья земли, которые еще совсем недавно они с таким трудом выковыривали из утрамбованной дороги.

Кто же знал, что такое случится?

По лицам текли потеки, в которых слёзы смешивались с дождём.

Бровко смотрел на них, и по его глазам тоже стекали капли.

Казалось, что он плачет.

Засыпали только в двух местах, чтобы можно было проехать. Наконец… — Хватит. Пройдет…

И правда, «мерседес» немного пробуксовал, но проехал.

Бровко долго бежал за машиной, пока наконец не отстал.

Потом, грязные, мокрые, ребята сидели рядом с иноземцами в коридоре на белом деревянном диванчике и ждали.

Пахло тем особенным запахом больницы, который всегда заставлял чувствовать себя неспокойно, тревожно и одиноко.

Человек со шрамом молчал, ничего не спрашивал, и ребята были благодарны ему за это.

«Откуда он знает наш язык? — подумал Марусик и решил: — Наверно, был в плену…» Он не раз читал об этом в книжках.

Но вот вышел высокий усатый врач. Лицо у него было озабоченное и суровое.

— Хорошо, что сразу привезли. Перелом голени, рваные раны бедра. Еще немного — и мог быть сепсис, то есть заражение. — Врач перехватил испуганные взгляды ребят и добавил, устало улыбнувшись: — Но ничего страшного, жить будет, прыгать будет, в футбол играть будет. Только немного придется полежать… Раны уже промыли, зашили. Сейчас гипс накладывают. Не волнуйтесь, ребята! Могло быть хуже, — он снова нахмурился. — Ну зачем вас понесло в ту аварийную развалюху? В непогоду, среди ночи… Зачем?

Марусик и Журавль опустили глаза и молчали…

Тогда ночью так ничего и не выяснилось.

Иностранцы отвезли ребят домой, на Бамбуры, пожали им руки, ободряюще похлопав по плечу. Те двое сказали: «Гут! Гут! Гут нахт!».

А человек со шрамом сказал: «Спокойной ночи!». И поехали в Липки, так ничего и не сказав, кто они и зачем приехали.

Поскольку они ничего не спрашивали у ребят, то и ребятам расспрашивать было неудобно. Да и крайне изнуренны были и Марусик, и Журавль.

Ребята попросили, чтобы их не подвозили до самого дома, а высадили за полкилометра, чтобы не разбудить маму и бабусю. Но мама и бабуся, взволнованные и мокрые, встретили их во дворе.

Как эти мамы чувствуют, что с их детьми что-то неладно, что их заставляет просыпаться ночью, и карабкаться на чердак, и убеждаться, что там никого нет, и часами стоять под дождём, ожидая, — объяснить вам не берусь. Это одна из тайн и загадок природы.

И пришлось ребятам рассказать обо всём: и об иностранцах, и перекапывании дороги, и о катастрофе в старой хате, и о неожиданном появлении Бровко, и о том, как их спасали…

Мать и бабуся только ахали и всплескивали руками. А услышав, что произошло с Сашкой Цыганом, мать так заохала, так заголосила, что даже бабушка была вынуждена её успокаивать. Она даже хотела немедленно ехать в район в больницу. Едва её отговорили.

Бабуся и мать быстро отмыли ребят от грязи и уложили спать — они еле держались на ногах.

Последнее, что спросил, уже засыпая, Журавль:

— А где Бровко?

Бровко не было.

Бровко исчез…

С иностранцами всё разъяснилось утром, когда вернулись из Киева те, кто ездил на свадьбу.

Иностранцы приехали к председателю колхоза Максиму Богдановичу Танасиенко, тот собрал правление (ведь не каждый же день приезжают в Гарбузяны гости из Германской Демократической Республики и из Федеративной Республики Германии), и на правлении состоялся сердечный разговор и тогда… Но послушаем лучше вместе с Сашкой Цыганом (мальчишке же тоже не терпится), как про всё это рассказали ему вечером в больнице Журавль и Марусик.

Сашка Цыган уже пережил днём посещение отца и матери, слёзы матери и вздохи отца, сочувственное айайкание Марусиковых родителей и матери и бабуси Журавля… И теперь, забыв о загипсованной ноге, забинтованных ранах, о своей боли и переживаниях, нетерпеливо торопил друзей, чтобы быстрее рассказывали:

— Ну… ну, во-первых, — начал Марусик. — Во-первых, этот со шрамом — совсем не иностранец.

— Как?!

— А вот так. Это подполковник в отставке, активист Комитета ветеранов войны Андрей Васильевич Дидух. Он воевал в нашем районе, освобождал наше село.

— А какое же он имеет отношение к этим иностранцам?

— Да подожди! Не всё сразу. Сейчас расскажем. Этот старый «ковбой» это… как его… подскажи Журавль.

— Пауль Беккер, из Федеративной Республики.

— О! Я же говорил! «Мерседес»!

— Ага! А этот лысоватый — это Рудольф… как его, вот не запоминаю я фамилий, хоть ты убей. Журавль!

— Рудольф Грос. Из Германской Демократической… Из Веймара, где жил Гете, тот, что написал «Лесной король», — мы учили, помнишь: «Вер раитет зо ишет дурх нахт унд вінд…»

— «…Ес іст дер фатер міт зайнем кінд…»

— Точно!

— Так они из разных стран?

— Выходит.

— А зачем же?..

— Да подожди, дай же рассказать. Не перебивай! Больной, называется…

— Ну, рассказывайте, я буду молчать.

— Ну, так вот… Оказывается, отец Рудольфа Гроса…

— Гюнтер Грос.

— Да, Гюнтер Грос погиб тут у нас, в Гарбузянах. Причём как погиб! Его расстреляли фашисты.

— Ну!..

— Ага. Он был солдатом, но антифашистом. Помогал нашим партизаном. Ему приказали расстрелять ты знаешь кого? Параску, бабушку Тайфун Маруси… Она была связной у партизан, её схватили. И он, Гюнтер Грос, её отпустил. И тогда его…