Евгений Аврутин - Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

Федька говорил это спокойно, без всякой рисовки. Саша глянул ему в глаза и окончательно понял: Федька не просто повзрослел, но в чем-то даже стал взрослее многих знакомых ему взрослых.

Однако следовало сказать и своё слово.

– Может, не стоит в морду? – заметил Саша. – Господин ротмистр, – добавил он, показывая на свою саблю, – у вас надёжно пришиты эполеты?

Сабуров побагровел. Тут подскочил половой, поставил на стол тарелку с пирожными и высказался о наблюдаемой ссоре:

– Ежели господа драться решили-с, то лучше из заведения-с удалиться. А вообще-то, сейчас в Севастополе на бастионах с неприятелем драться принято-с.

– Да я как раз об этом, – сказал Федька. – Ваше благородие, если у вас и правда нет других дел, как польско-чухонские заговоры раскрывать, так, может, нам с вами лучше на бастион пойти? У нас сейчас каждый человек на счёту, а на вас посмотришь, так вы один орудие с места сдвинете, коли нужно. Очень пригодитесь! Нет, не хотите? Брат Сашка, давай пирожные есть и вино пить, а его благородие как хотят.

С этими словами Федька лягнул третий стул, стоявший у стола, и обратился к половому, поднявшему его:

– Отставь его подальше. Нам посторонние не нужны.

– Такое поведение, сударь, может и вас довести до ареста, – прохрипел Сабуров.

Федька сделал печально-понимающее лицо, будто призывая в свидетели весь мир: неужели кто-то сомневался в моем диагнозе?

– Значит, ваше благородие, вы и вправду впервые в Севастополе. Не то бы знали: у нас и арестанты на бастионах работают. Я вот вам дам сейчас хоть кулаком по морде, хоть бутылкой, да в наказание на своём бастионе окажусь. Без конвоя – нет подлецов среди местных арестантов, никто ещё с бастиона не сбегал. Так что вы, сударь, решайте: со мной на кулачках драться, с братом Сашкой на саблях или со мной на бастион отправиться и там Отечеству послужить. Все равно завтра всем нам карачун, так хоть непостыдную смерть примете.

Под конец этого монолога дверь приоткрылась и показался Данилыч. Заглянул, увидел, понял, кивнул Саше – все улажу – и быстро скрылся.

Между тем Сабуров избрал четвёртый вариант. По-прежнему красный от злости, он встал у дверей, намеренный то ли не выпустить заговорщика и задиру, то ли провожать их по городу до первого патруля.

Не обращая на него внимания, Федька принялся за пирожные. Правда, по-товарищески чуть ли не силком заставил Сашу съесть два пирожных, ругая англичан, что довели друга до такой худобы. Заодно рассказывал незнакомые Саше бастионные анекдоты.

– Ну, отношения наших с армейскими знаешь, наверное, сам. Падает бомба. Лезет флотский из окопа, его офицер спрашивает: «Убило кого?» – «Не, вашбродие, людей не задело». – «А кто там стонет?» – «А это, вашбродие, армейские, трёх ранило, двоих наповал. Людей-то, главное, не задело».

– И про штуцер не слышал? А это уже не знаю, про наших или пехотных. Бомба прилетела, офицер спрашивает: «Чего случилось?» – «Штуцер, вашбродие, разбило». – «Там же двое людей было». – «Ну, людей, вестимо, наповал, вот штуцер жалко».

Когда под эти славные истории были доедены пирожные (преимущественно Федькой) и допито вино (им же), на пороге опять показался Данилыч. На этот раз Сабуров его углядел.

– А, ещё один… – начал он, но вслед за Данилычем в трактир вошёл офицер – пожалуй, наиболее щегольского вида из всех военных, коих Саша встречал в этот день.

– Адъютант начальника штаба Севастопольского отряда поручик Кобылин, – представился он и добавил уже с семейной интонацией: – Виктор Илларионович приказал никого не арестовывать, а быть у него в половине четвёртого.

Федька встал, взял под козырёк и шепнул Саше:

– Видишь, как все здорово вышло: и пирожных спокойно поели, и ты к князю попадёшь. Меня-то не приглашали, жаль. Ладно, пора на бастион двигать… Вам бы, вашбродие, рекомендовал бы всё же умереть за Отечество, раз уж судьба в Севастополь занесла, – адресовался он к Сабурову.

До штаба идти было недалеко. Но путь оказался неожиданно труден. Саша уже не помнил, который месяц назад как следует обедал, а тут ещё и винцо. Вдобавок немилосердно жарило солнце.

Заснуть на ходу мешали лишь постоянные разрывы ракет и бомб. Они падали на город, иногда вдали, иногда в относительной близости. «Этак могло бы и в наш трактир попасть, на середине пирожного», – с улыбкой подумал Саша.

«Верно, уже вечером буду ночевать на одном из бастионов, – думал он, – там этих бомб побольше будет. Эх, ещё же мундир возвращать надо. Я его в повозке оставил, Данилыч говорит – надёжно, но мало ли».

Когда пришли в приёмную начальника штаба, Сабуров сразу же попытался ворваться в кабинет, а узнав, что там находится Катерина Михайловна, повторил попытку. Неудача вышла и тут, и он сел на диван, бормоча: «Всюду заговор!», правда, так тихо, чтобы секретарь не услышал.

Саша сел рядом – так вздремнулось, что сел бы и с медведем, запрокинул голову, закрыл глаза… Правда, проснулся мгновенно, едва скрипнула дверь. Из кабинета вышла Катерина Михайловна. Настроение её было чуть лучше, чем утром.

– Поздравляю, Сашенька, – сказала она. – Мы сделали важное дело: дважды позабавили очень важного и хорошего человека – Виктора Илларионовича. Сейчас у всех такие нервы, что душевный отдых просто необходим.

Сабуров, не слыша окриков секретаря, влетел в кабинет князя.

– Первый раз Виктор Илларионович улыбался, выслушав историю приключений Джейн, второй раз – мой краткий рассказ о заговоре, который изыскал этот господин. Надеюсь, он настроение князю Виктору не испортит.

Не прошло и пяти минут, как в приёмную вышел Сабуров. Он смотрел в пол, губы что-то шептали, а на лице застыло выражение, обычно сопровождавшее очередной горький вывод: «И этот в заговоре!» Ныне статус заподозренного лица не позволял назвать имя вслух.

Вслед за ним выглянул князь:

– И ещё раз повторяю: чтобы вас до вечера не было в Севастополе! Господин Белецкий, извольте пройти.

И без этих слов, благодаря только одному взгляду на Сабурова, Саша понял, что никого арестовывать не приказано и вообще вся эта история закончилась для него хорошо. Он улыбнулся и бодро вошёл в кабинет.

Все же некоторую робость он чувствовал. Ведь он ехал в Севастополь именно ради этой встречи. Не обязательно с начальником штаба Васильчиковым, а вообще с любым генералом, полковником, даже поручиком, который укажет ему, где быть и что делать на войне.

С первого взгляда на хозяина кабинета Саша понял, что князь Васильчиков именно такой человек. Это был настоящий генерал, лубочные портреты таких генералов любят вешать в своих избах крестьяне. Но кроме генеральской важности, лицо тридцатипятилетнего князя Васильчикова сохранило свежесть и молодость. На этом лице не застыло чувство самоуверенной окаменелости. Было видно: такой человек способен и слушать других людей, и спорить с ними, и соглашаться. Но последнее слово все же оставить за собой. Таков долг начальника городской обороны.