Людмила Матвеева - Шесть тетрадок

— Не знаю. Площадка узкая, неудобная. Бадья тяжёлая. Вагонетка тяжёлая. Не знаю.

— Всего одну минуту! — радостно кричит отец. — Одну минуту!

Он кричит, и проходящая старуха говорит:

— Внушение дочери даёт — и правильно. Совсем не слушаются теперь дети. Раньше было другое дело.

Старуха, шаркая тяжёлыми валенками с галошами, идёт дальше. Отец и Катя смеются над её словами.

— Вся операция занимает одну минуту! — повторяет отец. — Портрет Кудинова в газете печатали. Ты представь себе. Температура на площадке тридцать пять градусов жары. Пот ему глаза заливает. Схватил Павел ведро воды, окатился, стало ему прохладнее. Одежда прилипла, стоит до ниточки мокрый и кричит нам вниз: «Давай породу, черти!» За шесть часов смены — триста сорок подъёмов.

Пришёл Пашка на метро — деревенский парень, неграмотный, через улицу боялся переходить. Теперь работает, учится, мечтает стать мастером. А пока — ведро воды на себя и — каждый день рекорд.

Катя как будто видит тёмную, мокрую стену шахты, льётся вода, прижавшись к стене на узенькой площадке стоит человек и кричит: «Давай породу, черти!»

В те далёкие годы мне приснился однажды удивительный сон.

Большой просторный зал с толстыми колоннами. Колонны блестят, и блестит жёлтый натёртый пол, как будто стеклянный. В нём отражаются огни, как в книге про Золушку. Люстры под потолком переливаются разноцветными искрами. Много людей, только они не танцуют в этом дворце. Они сидят на стульях и смотрят на сцену. А на сцене человек с небольшой доброй бородкой — Михаил Иванович Калинин, Председатель Президиума Верховного Совета. Перед ним на столе коробочки с орденами.

«Самый младший среди орденоносцев — вот эта девочка», — говорит Михаил Иванович Калинин и показывает на меня.

Все смотрят и улыбаются.

«Иди сюда», — зовёт Калинин и манит меня пальцем.

Я иду. Ноги двигаются медленно, гладкий паркет ускользает из-под ботинок. Я боюсь упасть, стараюсь идти быстро, а иду медленно. Но все ждут, и Михаил Иванович Калинин тоже ждёт. И всё-таки я подхожу к сцене и поднимаюсь по лесенке. И сейчас помню тёмно-оранжевые ступени этой лесенки, широкие доски, а на одной доске круглый след от сучка.

Михаил Иванович наклоняется ко мне и пожимает мою руку. У него рука тёплая, а у меня холодная.

«Ты награждена самым главным орденом», — говорит Калинин.

«А Мишка?» — спрашиваю я.

«Кто такой Мишка?» — интересуется Калинин.

«Это самый главный мальчишка в нашем дворе, — отвечаю я. Я и во сне знаю, что это не так, самый главный мальчишка в нашем дворе всё-таки Сашка Пучков. Но я твёрдо говорю опять: — Мишка — самый главный мальчишка в нашем дворе. Он носит беретку универсальную, и у него буква «М». «М» — это не потому, что «Мишка», «М» — это «метро».

«Я понимаю, — говорит Калинин Михаил Иванович. — «М» — это «метро».

Он даёт мне красную коробочку, я знаю, там орден. Вот сейчас я открою коробочку, а там лежит орден, самый настоящий.

Только коробочка почему-то не открывается. Я видела в киножурнале, Михаил Иванович Калинин вручал ордена ударникам в открытых коробочках. А мне почему-то в закрытой. А Мишке вообще нет.

«А Мишке?» — опять спрашиваю я.

Калинин смеётся. Он похож на деда Лёньки Леденчика. Только Лёнькин дед ходит с палкой и кряхтит. А у Калинина Михаила Ивановича бородка покороче и глаза повеселее.

— Вставай! Пора вставать! — говорит мама.

Я просыпаюсь. Мама сидит на корточках около печки и чиркает спичками. В комнате холодно.

— Дрова сырые, никак не разожгу, — говорит мама.

А у меня в ушах ещё звучат аплодисменты.

Вечером во дворе я рассказываю Мишке свой сон:

— И горели огромные люстры, и колонны сверкали, и сверкал паркет.

— За что тебе орден-то дали? — спрашивает Мишка, и я чувствую, что он завидует мне.

— Не успела узнать. А Михаил Иванович Калинин стоял совсем рядом, вот так я, а так Михаил Иванович Калинин. И он знаешь что сказал? Он сказал: «А живёт у вас во дворе мальчик Мишка? Он носит универсальную беретку с буквой «М»?» А я ответила: «Да, живёт. Вот так наши окна, а так Мишкины. А буква «М» у него на шапке — это не «Мишка», буква «М» — это «метро». И Михаил Иванович Калинин сказал, что тебе тоже орден дадут скоро.

— Не врёшь? — щурится Мишка.

— Что ты? — обижаюсь я. — Зачем мне врать. Очень нужно врать.

Когда люди врут, они всегда обижаются, если им не верят. Мишка поверил мне.

В толстой тетради появились новые записи:

«С чего начиналось метро? Тридцать лет назад инженер Балинский предложил построить метро. Он пришёл на заседание городской думы, но дума была не за нас».

Это Мишка записал в тетрадь поразившую его историю инженера Балинского. Эта история заняла несколько страниц. Следом шёл рассказ о бывшем старателе Антоне Самойлове. Мишка всё написал подробно. Про то, как добывали золото. И как приехал этот человек на метро. И про мост над Охотным рядом, по которому прошли танки, а мост даже не покачнулся.

Пучков приписал:

«Всю тетрадь один человек исписывает. Все хотят рассказывать, а не ты один. Тетрадь не твоя».

«Тетрадь общая, — отвечает Мишка, — она так и называется: «Общая тетрадь».

«Первый день метро наступил ночью. Те, кто живёт на улице Остоженке, услышали среди ночи страшный грохот. Было похоже, что палят из пушек, и все испугались. Подбежали к окнам. На улице светло, как в полдень. К трамвайным проводам подвешены большие лампы. Стоят непонятные машины, от них идёт пар. Эти машины — паровые копры, они заколачивают в землю толстые сваи вдоль трассы метро. Так началась постройка первой станции «Парк культуры». С этого грохота началось метро».

Это написала Таня Амелькина.

А вот круглые солидные буквы Бориса с чужого двора:

«Линии метро бывают глубокого заложения и мелкого заложения. Пассажирам, конечно, удобнее мелкое: быстрее спускаться в метро, быстрее подниматься на улицу. А строителям иногда лучше мелкое, а иногда глубокое. Это зависит от геологов: как они скажут, так и копают глубину.

Глубокие шахты дороже. Им нужна хорошая вентиляция, водоотливные установки. Всё это я узнал от инженера Самойлова, с которым познакомил меня Мишка. Самойлов пока ещё спит на двери, а днём вешает её на место. Он вам всем передаёт привет».

Леденчик вдруг, сам не знает почему, сочинил стихи:

Леденчик сам очень удивился, что получилось так складно. Он перечитал свои стихи несколько раз про себя, потом вслух и приписал внизу пояснение:

«Это стих про эскалатор».