Карен Арутюнянц - Иванушка Первый, или Время чародея

Утром я вскочил ни свет ни заря: меня разбудила кукушка из часов. Мамы уже не было, на столе она оставила завтрак – кисель, два яйца всмятку и бутерброд с сыром.

Я умылся-оделся, обернул зеркало цветной бумагой с красными розами, которая осталась после дня рождения, быстро собрал рюкзак, вспомнил про велосипед, достал из чулана насос, подкачал камеры, протёр тряпкой велик и помчался в школу.

Настроение у меня было отличное, давно такого не было. Нет, ещё вчера было, когда я нарисовал в выставочном зале портрет девочки. Значит, не так уж и давно я радовался жизни.

Вообще, у меня редко бывает плохое настроение. А с чего ему быть? Главное – никогда не портить его самому себе, а если кто и испортит, всегда можно подойти к зеркалу и улыбнуться. Подействует обязательно. Попробуйте – убедитесь сами. Даже если не хочешь улыбаться, всё равно улыбайся! Даже если губы не растягиваются, растяни их пальцами. И от плохого настроения ничего не останется. И улыбаться захочется, и смеяться, и вообще станет ясно, что жизнь не просто чудесная штука, а суперчудесная!

Словом, доехал я до школы быстро, минуты за три, пристегнул велик к ограде. Здесь уже стояло несколько велосипедов, и баба Шура махала метлой – наводила порядок.

Через минуту я влетел в класс. Поэт бы сказал – на крыльях любви.

До урока оставалось минут пять. Кто-то из ребят носился между партами, Горохова стукала брата учебником по голове, Горбуньков жевал яблоко, Василиса что-то писала в тетрадке, а Лена спокойно сидела за своей партой и листала журнал мод. Она была в длинном платье «под пантеру», в белых носочках и чёрных туфельках.

Я подошёл к ней и выпалил как-то глупо, писклявым голосочком:

– Приветик, Лен! А у меня для тебя подарок!..

Я долго тренировался вчера перед сном и раз сто повторил эти слова, пока не уснул.

Мне приснился сундук. Он открылся, и из него вылез я собственной персоной. Видно было, что я хочу что-то сказать, но не могу. Только и получается пропищать: «Приветик!..» Тут появился Кощей и щёлкнул меня по лбу.

– Вань! Я тебе чё говорил? Если рядом с Ленкой увижу, котлету сделаю! Из обоих! – напомнил он. – Придётся держать слово! Ты погоди, я за мясорубкой сбегаю…

Лёха исчез, а я остался один, сидел и ждал, когда он вернётся.

Вдруг откуда-то возник весёлый молодой человек, который насвистывал что-то очень забавное, а я не мог вспомнить, где же я его видел раньше, и уже почти вспомнил: кажется, в ту ночь, когда нашёл… а что же я нашёл?

Такой я увидел странный сон. Интересно, к добру это или к чему вообще?

Я откашлялся и повторил нормальным голосом:

– У меня для тебя подарок, Лена!

Елена Прекрасная подняла на меня синие глаза и, словно ждала моего подарка сто лет – наконец-то я его принёс, – устало произнесла:

– Ну так давай свой подарок, сколько можно ждать?

Видно, настроение у неё было не очень.

«Ну ничего, – подумал я, – сейчас исправим».

Я достал из рюкзака зеркало и протянул его Лене.

Она подержала его в руке, зачем-то взвесила на ладони и спросила:

– Что это?

– А ты разверни, – предложил я каким-то уж слишком заискивающим тоном, мне самому это ужасно не понравилось.

Она развернула, увидела и скривила губы:

– Зеркала дарить нельзя! Это плохая примета!

Она глядела на меня своими огромными синими глазами очень недовольно, и я вдруг разразился очередной тирадой:

– Лен! – затараторил я. – Зеркала можно дарить! Ты не думай! Это устаревшая примета! Ничего с твоей душой и с твоим телом не будет, не волнуйся! В это зеркало, кроме моей мамы, больше никто не смотрел, ты не бойся! У меня мама очень добрая! И зеркало это не простое!

– Золотое, что ли? – Лена, как ни странно, смягчилась. – Или, может быть, волшебное?

– Волшебное! – обрадовался я, так громко обрадовался, что к нам начали подтягиваться остальные, и первым делом любопытные Гороховы, только Василиса осталась сидеть на своём месте.

– Ну и что мне с ним делать? – спросила Лена.

– А ты попроси, чтоб оно всю правду сказало! – встрял Горохов, и ведь угадал.

– Помнишь? – кивнул я. – Из сказки Пушкина?

– Помню, конечно, – ответила Лена. – Я много чего помню. Куда говорить-то?

– Ты его прямо перед собой держи, – подсказал я. – Оно и ответит.

И Лена продекламировала, как всегда, очень торжественно:

– Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?

Зеркальце щёлкнуло, зашипело и выдавило из себя два ужасных слова:

– Не…ты!..

Из всей фразы, которую должно было произнести зеркальце, нашпигованное электроникой, оно выбрало только «нет» и «ты», да и то как исказило!

Все вокруг засмеялись, кроме Василисы, а Лена холодно произнесла:

– Не я, значит? Это всё?

– Лен, – пролепетал я, – оно говорило! Ещё вчера! Повтори, пожалуйста, ещё раз!

– Дурачок ты, Иванушка, – внятно произнесла Лена и вернула мне зеркало.

Я уже и не слышал больше ничего. В глазах у меня потемнело, и я тихо вышел из класса.

Как я оказался на улице, не помню. Я брёл по Синеграду и думал о том, что я неудачник. Наконец я остановился. Зеркало всё ещё было у меня в руках.

Я посмотрел на него и хотел было зашвырнуть в кусты, но тут из-за кустов появился Кощей. Только его мне не хватало! Но, если честно, я обрадовался бывшему боксёру.

– Здорово! – поприветствовал он меня. – Ты куда?

В горле у меня стоял ком, и я не смог ответить.

– Ты чё? – хмыкнул Кощей. – Язык проглотил?

Я мотнул головой, а Кощей вдруг спросил:

– Вань, ты чего? Кто тебя обидел? – так спросил, словно он мне старший брат.

Я махнул рукой, мол, не смогу всего объяснить.

– Может, на речку? – Лёха заглянул мне в глаза: – Ты чего, братишка?

Я не отвечал. Вот если бы сейчас пошёл разговор о каких-нибудь моржах или перепёлках, я бы разговорился, не задумываясь.

– Слушай! – судя по всему, Кощея осенила удачная мысль. – Пошли к Нельке! Отпросим её у бати, у Эрнесто! Махнём на Синее! У меня там лодка! Порыбачим, а?!

Я улыбнулся Кощею. А он мне.

Если бы кто-нибудь из школы увидел нас в этот момент вместе, не поверил бы собственным глазам. Да я бы и сам удивился.

– Ну чего? Лады? – не отставал Кощей. – А то вообще можем по мороженому! Прикинь? Дед расщедрился! Отвалил мне полтинник. У меня ж сегодня день рождения.

– Чего ж ты молчал? – сказал я. – У меня и подарка нет…

Лёха ничего не ответил, сплюнул и спросил:

– А чё ты, зеркало матери купил? Или кому?

Я и забыл про него!

– Да так, – сказал я. – Вроде как волшебное. Изобрёл, а оно не сработало…

– Как это – волшебное? – не поверил Лёха.

– Говорящее, – объяснил я. – Надо его попросить: «Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?!»