Сергей Григорьев - Мальчий бунт

— Где же это «три»?

— Ну, да! Наш еще не прибавил — да в Зуеве прибавили. В Клюеве, сказывали — чуть прослыхали, что у Саввушки бунт, так контора, ничего не видя, вывесила прощение всех штрафов и гривенник на рубль прибавка, а тем, кто на вольных квартирах, — квартирные деньги, а мастера ходят, как сытые коты, к ткачам ластятся. Ну, что, не три?

— Выходит, мы бунтовали, а другим выгода — на чужого дядю работали, — вставил Морцан.

Анисимыч плюнул со злости.

— Как это на чужого дядю? Мы что, за себя что ли. Мы за весь рабочий народ…

— Да, а мне чуть ребра не сломали…

— Эх, какой ты суетной: погоди, и Савве некуда деваться: прибавит…

Анисимыч нерешительно помахивал загнутым было третьим пальцем и спрашивал:

— Ну, три , аль нет?

Шпрынка и Мордан согласились, хотя и не охотно.

— Ну, ладно, — три .

— Я и говорю: три, да три — протереть до дыры. Не сразу…

Шпрынка смеялся:

— А если б Саввушка на всё пошел — тебе бы, Анисимыч, сейчас разуваться, на морозе пришлось бы валенки снимать, по пальцам-то считать: у нас в правилах семнадцать пунктов. Ладно — пускай, пока три. Дождем, выботаем и все семнадцать.

Несколько успокоенный, но всё еще сердясь, Анисимыч побежал по дороге так, что мальчишки не успевали за ним… Дорога шла в гору. Белым горбом вздымалось поле. На краю его, меж небом и землей просыпались внезапно искры, и полыхнул огонь — казалось, на горе, дымя, горел костер…

— Вон и зиминскую трубу видать…

Ткачи шли в гору, и огонь, венчающий фабричную трубу, поднялся в небо. С горы открылся корпус Зимина, горя решеткой окон.

Анисимыч остановился передохнуть…

— В чем мы обманулись, ребята!..

— В чем?

— Казачишки — то? Хо-хо-хо! Мы с тобой, Шпрынка, что думали? Хо-хо-хо! Дураки мы с тобой были.

Мордан и Шпрынка поникли головами…

— Кудряша-то? Кабы живой остался! Подхватили его, да в контору утащили. Отбить было никак ! Сила!

— А мне Ваську жалко, — сказал Анисимыч — сгорит парень в тюрьме. Таких острог не терпит. В остроге надо пепелиться — сверху будто серый , а внутри — тронь, обожжешься. А Васька — голый огонь.

Улицу перед конторой загородили строем солдат — пропускали людей только по одному тротуару на той стороне — но не давали остановиться. Во дворе конторы на-готове казаки на конях, и ворота распахнуты. В конторе темно: газовая тоже встала, — газгольдер выдыхает в трубы остатки светильного газа… Скоро свет везде погаснет. Наружные фонари уже погашены.

Шпрынка решительно повернут с тротуара на мостовую и в ворота главной конторы…

— Мальчик, стой, — крикнул ему хорунжий. — Куда?

— Мне в контору, справочку получить…

— Ну, иди…

Шпрынка торкнулся в зеркальную дверь конторы — заперто. За дверью солдат…

— Кого тебе надо? — спрашивает солдат мальчика через стекло.

— Мне расчетного конторщика Гаранина надо повидать… Тут он? Скажи, по важному для него делу спрашивают.

— Погоди!

Солдат ушел и вскоре вернулся вслед за Гараниным. Гаранин осмотрел Шпрынку через дверь. Щелкнул ключ в замке Гаранин вышел на крыльцо и заслонил собою дверь, будто боялся, что Шпрынка туда ворвется силой…

— Чего тебе? — строго спросил Гаранин…

— Я, Владимир Гаврилыч, — насчет Митьки Кудряша, говорят, будто давеча его конем помяло.

— Помяло малость. Ну, да ничего.

— Где же он, в больнице что ли?

— Зачем его в больницу? Ему в больницу не надо. Нет, он тут, в конторе…

— Скажи Мите, будь добр, чтобы на часик вышел. Шпрынка, мол, тебе слово хочет сказать…

Гаранин чуть усмехнулся и ответил:

— Изволь, скажу…

Он ушел в контору и запер за собою дверь на ключ…

В конторе на столе лежит Кудряш, раскинув руки. В углу у стены в шубах жмутся в креслах и на стульях Морозов, Муравьев, губернатор, жандармский полковник. Все рожки привернуты, кроме одного… Ни к кому не обращаясь, Гаранин сказал тихо:

— Шпрынка хочет повидать Кудряша…

Гаранин повернул голову к Муравьеву… Все молчали. Пламя газового рожка трепетало, сея прозрачный беспокойный сумрак… Казалось, в этом неверном свете, что мальчик спит на столе и улыбается во сне…

— Кто это Шпрынка? — прервал пугающую тишину Муравьев…

Гаранин ответил, почтительно изгибаясь:

— А это-с, изволите видеть, ваше превосходительство — атаман шайки разбойников…

— Не понимаю…

— Игра такая есть у наших фабричных ребят: на святках шайку разбойников представляют. Про разбойничьего атамана Разина. Так вот — Шпрынка это и есть атаман-с. А с Кудряшом тут все они приятели были… На этих мальчиков, сударь, надо обратить внимание. Озорной народ.

— Но, ведь, это дети?

— Они вырастут, ваше превосходительство… Вырастут.

— Несомненно. Ну, и теперь ваш Шпрынка что же… Что этому разбойнику надо?

— Да вот спросил-с он, ваше превосходительство, к нему Митю выслать на часик — поговорить с ним желает…

— Что же вы?

— Ответил: пойду, скажу…

— Вы ему сказали, что?..

— Нет, ваше превосходительство. Однако ж дело ясное, раз мальчик кончился?..

— Что-о?

Муравьев встал с кресел и выпрямился.

— С чего вы взяли? — тихо и внушительно заговорил Муравьев: — да мальчика слегка ударило — и может быть, гм, его положение даже серьезно. Да. Ему нужна помощь хорошего врача. И Тимофей Саввич, гм! — решил его, не медля ни минуты, везти в Москву…

— Так-с… — едва выдохнул Гаранин…

Муравьев продолжал говорить всё также тихо, но чеканя каждое слово:

— Тимофей Саввич сам едет в Москву. Прикажете подать лошадей. Мальчик поедет с нами. Так, Тимофей Саввич…

Морозов молча кивнул…

— Я тоже еду, — до завтра. Завтра я вернусь. Тимофей Саввич сам не здоров и решил передать руководство возобновлением работ на фабрике сыну своему Савве Тимофеевичу. Точно ли я вас понял, Тимофей Саввич?

Морозов подтвердил опять безмолвным кивком. Гаранин стоял перед Муравьевым, в недоуменьи опустив руки…

— Ну, что же вы стоите? — с внезапным раздражением спросил Муравьев…

— Ваше превосходительство?!

— Вы не знаете, что сказать этому разбойничьему атаману… Вот и скажите то, что есть. Мальчик чувствует себя не так уж плохо и уезжает с хозяином в Москву…

Гаранин повернулся и, опустив в раздумьи голову, тихо пошел из комнаты… Шпрынка огорчился, увидев его одного:

— Ну, что же Митька?!

Гаранин приоткрыл дверь чуть-чуть и, крепко её держа обеими руками, ответил:

— Он велел тебе сказать, что уезжает с хозяином в Москву. А с такими халуями, как ты, и знаться не желает…

— Врешь! Сам он так и сказал?

— Он. Сам.

— Говорю: врешь!

Гаранин захлопнул дверь, замкнул её, повернулся и ушел. Шпрынка торкнулся в дверь опять. Солдат махнул ему и погрозил штыком.