Мария Бершадская - Про любовь

– Ну-у-у… – я растерялась. Такое начало разговора мы не репетировали.

Соня яростно шевелила бровями – мол, давай, не молчи.

– Мне тут Анька для тебя кое-что передала, – я торопливо полезла в рюкзак.

– Это что? – подозрительно спросил Герман.

Вот, говорила я Соне, чтоб не заворачивала кекс в красивую салфеточку!

Наверное, Герман до сих пор вспоминает нашего подарочного кролика.

Я быстро сняла разноцветную бумажку и сказала:

– Это Анька для тебя испекла. Сама! Она просто задерживается… ну и попросила передать.

– Ух ты! – оживился Герман. – Я и не знал, что она умеет…

– Умеет-умеет, – подтвердила Соня, глядя, как довольный Герман засовывает в рот большущий кусок.

– А жнаешь… вкушна… ошень-ошень…

– Ещё бы! – гордо сказала Соня. – Он знаешь какой полезный! Там и масло, и настоящее какао, и яйцо, и даже мёд…

– Даже – ЧТО?! – Герман чуть не подавился последним куском.

– Мёд, – повторила я. – Очень хороший. Анька его специально положила… чтоб ещё больше пользы.

Герман замер с открытым ртом. Кажется, он хотел что-то сказать. Но не успел – на него вдруг напал какой-то чих. Два… четыре… нет, шесть раз подряд!

– Как это… апчхи… специально?! – простонал он, прижимая к носу платок.

Соня испуганно посмотрела на меня. Похоже, мы опять что-то напутали. На пути к сердцу Германа точно не должен был лежать этот кексик.

Я никогда не видела, чтобы человек заболевал так быстро. Только что был здоров – и вот он уже чихает, глаза слезятся, веки распухли…

– Гер, ты чего? – испугался Петрович.

– У бедя аллергия, – с трудом проговорил Герман, – аллергия… да мёд… Аня… ода же здает…

Глаза Германа стремительно превращались в узкие щёлочки. Из носа текло.

В зал входили старшеклассники, учителя. Даже младшие и те хотели послушать знаменитую группу. Они шумели, менялись местами, смеялись…

Я даже не заметила, как появилась Анька с подружками. Не обращая внимания на музыкантов, они уселись в первом ряду.

– Ты… ты чего здесь делаешь? – прохрипел Герман.

– Пришла посмотреть. Нельзя, что ли?

Герман снова чихнул – так звонко, что металлические тарелки откликнулись на его чих и загудели. От злости к нему даже вернулся нормальный голос.

– Посмотреть?! И чего, увидела, как мне плохо? Теперь довольна? Можешь больше не приходить!

Анька вскочила. Её щеки сначала стали очень красными и сразу же – очень белыми. Она кинулась к выходу, уронив по пути рюкзак, стукнулась коленкой о ручку кресла, споткнулась на повороте, грохнулась на пол, вскочила и вылетела за дверь.

В зале стало тихо. Так тихо, что я услышала, как шуршит конфетный фантик в последнем ряду.

– По техническим причинам концерт отменяется! – крикнул Петрович.

К сцене подбежала медсестра. Лохматый гитарист кому-то звонил с телефона Германа. Кажется, его родителям.

– Пошли, – Соня дёрнула меня за рукав, и я послушно поплелась за ней.

Все толкались у двери, торопились домой. Так же, как совсем недавно торопились попасть на концерт.

Я посмотрела в окно. Через школьный двор неслась Анька – без куртки, в новеньких чёрных балетках.

Кроме неё, на снежном листе двора никого не было, и она казалась такой одинокой и маленькой, что я могла бы накрыть её рукой, спрятать, согреть.

Но она никогда бы не разрешила…

Пятницасубботавоскресенье

Пятница – мой самый любимый день. Потому что три урока, а потом выходные.

Но в ЭТУ пятницу всё получалось неправильно.

Сначала я плюхнула в кукурузные хлопья молоко, а оно оказалось прокисшим. В холодильнике стоял новый пакет, только вот хлопьев больше не было. Пришлось идти в школу голодной.

Потом я не могла найти свою сменку. Одна туфля стояла на месте, а вторая куда-то запропастилась. Уже прозвенел звонок, все ушли в класс. И только я – потная, в расстёгнутых сапогах – бегала по соседним раздевалкам. Наконец я нашла туфлю на полке для шапок в раздевалке четвёртого «Б». Вечно эти мальчишки воображают себя чемпионами по волейболу!

На втором уроке была проверка техники чтения. От этого у меня окончательно испортилось настроение. Мне нравится читать медленно, когда разглядываешь слова, как стеклянные шарики на просвет. А если несёшься вперёд и громыхаешь этими самыми шариками, никакого удовольствия не получается. Я так торопилась, что споткнулась на самом простом слове. Маргарита Романовна ничего не сказала, только поморщилась, будто попробовала пересоленный суп. От этого стало ещё обиднее.

А ещё я всё время думала про Германа. Вдруг ему стало так плохо, что его положили в больницу? Я с трудом дождалась большой перемены. Хорошо, что на первом этаже висит расписание уроков, так что можно отыскать всех – и первоклашек, и одиннадцатиклассников. Я прокралась на третий этаж и заглянула в кабинет химии. Сначала мне показалось, что Германа нет. Но потом я увидела – вот же он, сидит на последней парте. Мрачный, зато живой. Уф-ф-ф.

Перед последним уроком в класс вошёл физрук.

– Лыжи отменяются, – рявкнул он. – Физкультура – в зале. Быстро переодеваемся, не копаться.

Легко сказать «не копаться»! Все толкались, отыскивая пакеты с формой, Макаров жевал бутерброд, Митя Есимчик надел на голову спортивные штаны Королёва и прыгал… И все одновременно что-то кричали.

– Не пихайся!

– Это моя майка, твоя за батареей!

– Ты чего жуёшь, дай попробовать!

– А что сказали на труд приносить?

– Кто взял мои носки?!

– Подвинься!

– Ну чего ты жмотишься, дай попробовать!

– А где мои кеды???

Полина говорила тише всех. Но её всё равно услышали. Все мальчишки развернулись к ней.

Полина потеряла кеды. Ура. Значит, можно её спасти!

Помочь Полине – мечта каждого первоклассника. Она самая маленькая девочка в школе. И самая красивая. Полина похожа на фарфоровую куклу. С такими куклами не играют – они слишком хрупкие. Ими любуются. У Полины медовые кудри, серые глаза, длинные ресницы. Она только вздохнула: «Где мои кеды?» – и все сразу кинулись искать их по раздевалкам.

Думаете, я ей завидую? Вот ещё! Да ни капель…

Нет, если совсем-совсем честно, немножко завидую.

Я как лошадь скакала в поисках этой дурацкой туфли. И если бы рядом сидели десять мальчишек, никто бы не кинулся мне помогать. Я же БОЛЬШАЯ. Я и сама справлюсь.