Людмила Матвеева - Школа на горке

* * *

Борис и Муравьев встретились возле стеклянной парикмахерской ровно в семь.

Муравьев сказал:

— Я продумал все до тонкости. Надо найти психологический подход к этому старику, надо разбить лед недоверия.

Борис солидно кивнул. Конечно, надо его разбить, этот самый лед. Муравьев говорит, значит, Муравьев знает.

Они прошли мимо булочной, перешли через дорогу.

— Уже скоро, — сказал Муравьев, — вот за тем белым четырнадцатиэтажным домом.

Борис спрашивает:

— А почему вы его называете «злой старик»?

— Бывают разные старики, — туманно поясняет Муравьев, — бывают добрые, бывают злые. Не все же одинаковые.

Борис соглашается. Муравьев прав, но все-таки лучше было бы, если бы старик, к которому они идут, был не злым, а добрым.

Муравьев идет молча, он смотрит прямо перед собой. Недавно Борис видел такой взгляд — показывали по телевизору «В мире животных»: так смотрит гепард перед прыжком. Гепард — самый быстрый зверь в мире. А взгляд у него сосредоточенный и цепкий — только вперед.

— Катаюмова с Валеркой слишком прямолинейно действовали. Увидели звонок — и давай звонить. Разве так делают?

— Глупо, — соглашается Борис. Хотя он тоже не знает, как надо поступать, когда видишь звонок.

— Пришли, — говорит Муравьев тихо, почти не разжимая губ. — Теперь проявим хитрость и дипломатию.

Борис видит двухэтажный деревянный дом, на втором этаже два окна светятся голубым светом. Деревья в палисаднике, скамеечка у калитки. Корявые ветки яблонь торчат над забором.

Муравьев бесшумно повернул щеколду, открыл калитку и скользнул к самому дому. Борис — за ним, тоже совершенно бесшумно. Пока что, ему все это очень нравилось. В груди замирало. Вот какие они ловкие и смелые ребята, он и его друг Муравьев — пробрались в самое логово злого старика, а старик ничего не знает.

Муравьев сказал шепотом:

— Второй этаж. Залезай ко мне на спину и загляни в окно над занавеской. Только ботинки сними, у меня куртка новая.

Борис стал быстро расшнуровывать ботинок, прыгал на одной ноге, чтобы не наступить носком на мокрую землю, все равно не удержался, наступил, ойкнул, получил от Муравьева подзатыльник, не обиделся, потому что сам считал, что виноват, и они притаились под стеной. Они почти не дышали — а вдруг старик услышал их возню и ойканье, и тогда весь их план сорвется. Хотя, в чем состоит план, Борис пока не знал. Он стоял, привалившись к сырой бревенчатой стене, и слышал, как колотится сердце. Оно бухало так, что, если бы старик прислушался как следует, он бы, наверное, услышал эти удары на своем втором этаже. Но старик все-таки не услышал.

Было тихо, только деревья шумели, царапали ветками о забор.

Муравьев пригнулся, упер кулаки в колени, и Борис полез к нему на спину. Это было не так уж легко, ноги соскальзывали с гладкой куртки, зацепиться было не за что. Но все-таки Борис не зря учился все лето лазить по деревьям — он взобрался на спину Муравьева и вцепился двумя руками в светлый деревянный наличник. Муравьев не такой уж высокий. Но когда Муравьев стоит на земле, а ты на спине Муравьева, оказывается, что это довольно высоко.

Борис крепко держался за шершавый наличник.

— В окно заглядывай, чего ты вниз смотришь? В окно смотри! — громким шепотом говорил Муравьев.

Борис встал на цыпочки и заглянул в окно над белой занавеской. Комната была небольшая, из угла голубым светом светил телевизор, там носились хоккеисты, и голос Николая Озерова говорил громко и весело: «Три — ноль. Не в форме сегодня команда из страны кленового листа».

— Наши сухую делают, — сообщил Борис сверху.

— Что? — не понял Муравьев.

В это время шайба стукнулась о борт и отскочила на клюшку канадца, он бросил ее по воротам; шайба летела сильно, но вратарь поднял руку и поймал ее в ловушку.

— Взял! — крикнул Борис шепотом.

— Ты что? — зашипел Муравьев. — Думаешь, легко тебя держать? Хоккей пришел смотреть? Ты на старика смотри, что он делает, какая вообще обстановка, кто там еще есть у него.

— Сидит в кресле. Спина и голова. Куртка вроде синяя, а может, черная.

— А лицо? Какое настроение — вот что самое важное.

— Не поворачивается лицом. Зачем ему поворачиваться? Там сейчас нашим забьют... Ой, ой!

— Забили? Ну говори же!

И тут старик повернулся. Он повернулся быстро, но Борис не успел разглядеть его лицо. Борис пошатнулся, ноги заскользили, и Борис грохнулся вниз.

Но упал он во что-то мягкое. Что это было, Борис понял не сразу.

* * *

Юра сидит в своем классе у окна, он давно знает наизусть, что можно увидеть там, за окном: школьный двор, покрытый травой или снегом, старое дерево, на нем — темный от дождей скворечник; красная кирпичная стена, а над ней — голубые луковицы церкви, усыпанные золотыми звездами.

Однажды Варвара Герасимовна рассказала, что на месте их школы, рядом с церковью, стояла маленькая церковноприходская школа и учил детей дьячок. Интересно, чему он мог научить, дьячок?

Идет урок истории, Юра не глазеет в окно, он слушает Варвару Герасимовну.

Франция. Царствует Людовик XIII. Отважные мушкетеры мчатся, пригнувшись к спинам коней, развеваются перья на шляпах, развеваются шелковые хвосты коней. Сверкают шпаги. Защищайтесь, сударь, или я проткну вас насквозь. Так обращается мушкетер к своему смертельному врагу. Отвага и благородство. Война, похожая на игру...

И тут Юра случайно взглянул в окно.

— Ой! Посмотрите!

Варвара Герасимовна перестала рассказывать, сердито смотрит на Юру. Что еще за новости — кричать на уроке? А он вскочил и показывает пальцем в окно.

На зеленой траве в школьном дворе стоит непонятная и прекрасная птица — не птица, самолет — не самолет. И около этой серой легкой птицы ходит деловой походкой молодой географ Михаил Андреевич. Лысина блестит на солнце. Сегодня Юра не думает о том, что это странно: молодой, а лысый.

Варвара Герасимовна перестала сердиться, она тоже смотрит в окно, весь седьмой класс подбежал к окнам.

— Планер! — сказала Варвара Герасимовна. — Все-таки добыл! Вот замечательный учитель!

— Планер!

— Настоящий!

— Правда летает?

— А ты как думал! Еще как!

— А где летчик?

— Не летчик, а планерист!

— А где тогда планерист?

Открылась дверь класса, и мальчишка крикнул:

— Планер на грузовике привезли! Честное слово! Нас отпустили смотреть!

Все лица мигом повернулись к учительнице. Варвара Герасимовна махнула рукой:

— Отпускаю, бегите. Только не шуметь, идут уроки.

Но уроки в это утро уже не шли. Хлопали двери классов, топали по коридорам ноги. Быстро спускались по лестнице ребята, спешила вниз и Варвара Герасимовна. На ее румяном лице, в ее светло-синих глазах светилось огромное любопытство.