Серафима Власова - Клады Хрусталь-горы

Увидали люди такое и обрадовались, а шайтан до самой макушки большой и высокой сосны прыгнул. Радость людская волной по лесам покатилась. Под эти крики и решился шайтан скрыться, от царских сыновей спрятаться. Да опять осечка у него получилась.

Подбежал к нему Корней, схватил за рога, поднял, как пушинку, да туда же, за царем, в костер беса кинул. От шайтана и шипа не получилось, только гул по горам пошел. Загудели хребты, и зеленый Семигоров дворец из малахит-камня в землю ушел. Хрустальная крыша на мелкие кусочки-кристаллики рассыпалась и разлетелась, словно пальчики, по всем сторонам…

Ликовал народ. Сразу двух врагов не стало, да еще каких. Но хотя и сказка это, да не у каждой сказки бывает радостный конец.

Говорят, и у змеи детеныши бывают. Остались они и у Семигора. Значит, и помнили они — царевы сыновья — о посуле отцовском слугам. На все четыре стороны отпустить сулено было им. Но посула еще не дело. Не хотелось царевичам отпускать слуг. Вот и приказали они своим воинам объявить слугам их волю — царскую волю: слуги должны забыть об отцовской посуле, говоря:

— Не мы сулили — не нам выполнять!

Да! Долга сказка, да скор конец. Взбаламутилось людское море. Видано ли дело, столько парни перенесли на дорогах Камня-гор, выполняя приказание царя, и остались без обещанной воли. Поднялись слуги, как один, зачинщиком неповиновения сынам царским первым стал Корней. Так он ждал этой самой воли… Гамузом поднялись слуги, только сила была не на их стороне. Кто в открытом бою из них голову сложил, кто в подземелья угодил, а зачинщика Корнея тайно ночью изловили лучники и в цепи заковали. А как отбивался… И хотя он был великой силы, да одному разве устоять против двадцати лучников царских сыновей. Так и обмотали Корнея цепью, как тенетом, и в шахту навек увели…

Да еще Семигоровы сыны приказали таким непокорным слугам, как Корней, в шахту каждому спустить светец и иконку, чтобы день и ночь эти непокорные слуги руду добывали да грехи свои замаливали. А грехом цари ведь всегда считали, когда слуги не повиновались царям…

Никто не видел, как страдал Корней в шахте — без света, прикованный к колоде… И все же не сломился он. Ведь не зря говорится, что можно человека переломить пополам, а волю человеческую никогда. Не подвластно сердце царям. Его в цепи не закуешь…

Только одна была у него радость — веточка от березы, которая каким-то чудом зацепилась за его одежду, когда лучники связывали его. Целовал он веточку и к сердцу прижимал, будто в этой веточке родные видел горы. Свою Степанидушку и сына.

Много, много лет с той поры миновало, как Корней в шахту угодил. Так и не покорился он царским сыновьям. Ради воли, за которую боролся, женой любимой и сыном попустился, а сердцем не сломился…

Еще прошли годы, целые века… Где когда-то Семигоров дворец стоял, вырос дремучий лес, а гора и теперь Шайтановой зовется…

Вот и подошла к концу тайная сказка бабки Варварихи. Только сама жизнь дописала конец этой сказки.

Недавно в одной старой заброшенной шахте нашли скелет, закованный в цепи. В руке у костяка лежала веточка. Дивились люди, что не сгнила она, а железом стала. Ученые люди объясняют это по-своему, а в народе говорят: Корнеева любовь веточку сберегла…

Говорят, с незапамятных времен на горе Дедюрихе лес не растет, зато на перевале великое множество людей проходило.

Гора Дедюриха не простая гора, а с зацепочкой. Потому что много дорог через нее пролегло. Тут тебе и на Карабаш, на «Черный камень», тут и тропа к веселой и буйной Сак-Ядге, и на Осиновый шихан. Недалеко и сама Юрма, «Не ходи туда». И на Кресты, откуда дороги на Пермь, Уфу и Оренбург, а дальше тракт на Златоуст и в Зауралье.

Деды в старину молву плели про Дедюриху-гору. Будто многих Дедюриха на перевале свела, многим голову кружила. Заводчика Демидова с Шайтаном свела. Помогла Демидову так припугнуть Шайтана, что тот от всех горных богатств отступился. И Данилку Семигорка увела, когда еще девкой была и Дедюркой звалась. Самонаилучшего рудознатца так околдовала, что и по сей день незнамо куда девался парень.

Свела Дедюриха и Радиона с Габием, лет за сто до «воли».

Разный люд шел в те времена на Урал. Беглых, как и много лет назад, ловили на бойких местах, где мог пройти человек. Для приискового и заводского начальства было все равно: беглый или бродяга. Лишь бы узду на него надеть и в шахту отправить. Поднимай руду, а не будешь — плеть, розги, а то и цепь к тачке и в землю, в шахты. Не видать тогда человеку леса, солнца и жизни. Верно ведь тогда говорилось: «Паук паутину плел, смотритель штрафную библию завел». Все туда заносил.

И про погонял не одна побасенка среди рудничных ходила, вроде такой: «Погоняла был у нас проворный, сам у себя жилу украл». Ну а больше всего про свою судьбу рабочие да рудничные говорили: «Хитрое золото. Кому кудри завьет, кому в кандалы ноги закует…»

Был Радион рудничным. Характером степенный, веселый человек. Лицом видный, глаз добрый, волос русый. На работе исправный. Вперед не лез, и в обиду не давал себя. Откуда он пришел на рудник, никто не знал. Только одно хорошо было известно всем — принес Радион в лохмотьях гусли, как комок родной земли, и сроду с ними не расставался. Песельник был он отменный.

Сгоношил он себе землянку с печкой и оконцем. Своего пока гнезда не свил. Жил бобылем, оттого что заноза, которую он любил, в два сердца входила. И заноза-то была небольшая — девчонка неказистая такая. Рудничные девки на подбор. Любому парню под стать. Крепкие, румяные богатырши, одна к одной. Красотой и характером — шиповник во цвету. Радионова же заноза — долгонькая, тонкая, волосом сбела, одними глазами за душу хватала — больно жарко на парней глядела. Тем и Радионово сердце взяла. И все же не с Радионом жизнь свела, а за богатством она погналась. Своя изба, а не то, что у Радиона землянка, ветром сколоченная, снегом конопаченная.

А народ на заводы и рудники все гнали. Обживался горный край, где в лесах и тропы путней не найдешь.

В тот день, когда этот брат названый объявился у Радиона, Дедюриха словно провалилась, такая метель была. Застонали вековые сосны, завыли поземки на земле, как голодные волки. Жутко было тогда человеку одному в лесу оставаться.

Вот потому и не имел Радион привычки такой: не пустить пришлого человека, да еще в непогоду. На краю рудника стояла его землянка-балагуша.

Когда пришелец постучался в дверь Радионовой землянки, живо соскочил Радион с печки, поглядел в оконце, хоть ничего не увидал, так замело все кругом. Вышел он на мороз, и в страхе отшатнулся. Человек едва на ногах держался. Застыл весь, от мороза опух.