Тамара Крюкова - Потапов, «двойка»!

— Получится, — неожиданно встрял в разговор Шмыга. — У меня там мать уборщицей работает и нас проведёт.

Сообщение было встречено всеобщим ликованием, только Женьке было не до веселья.

— Ну и что будешь делать? — спросил его по дороге домой Лёха, который был в курсе «успехов» друга.

— Что-нибудь придумаю. Мало ли почему человек не участвует в соревнованиях. Может, я руку сломал.

— А по-моему, лучше честно признаться.

— Знаешь, Лёха, бывают моменты, когда правда не катит.

— Чего? — не понял Лёха.

— Про ложь во спасение слыхал?

— Не, ложь тебя не спасёт, — помотал головой Лёха. — Всё равно всё вылезет наружу.

День соревнований неумолимо приближался. Шмыгунов радостно сообщил, что мама обещала провести ребят, но не больше шести человек. Свидетелей вполне хватит, чтобы разоблачить и окончательно опозорить Женьку. Незадачливый спортсмен лихорадочно соображал, что предпринять, но единственное, что приходило в голову, это притвориться, что у него сломана рука. Он даже подумал, не возобновить ли в срочном порядке тренировки возле стенки, но тут же отмёл эту идею. Сколько мячом ни стучи, а на соревнования ему не попасть.

На тренировке Женька так задумался, что, когда бежал за очередным мячом для Стаса, поскользнулся. Падая, он выставил руку и приземлился прямо на неё. Его пронзила острая боль.

Когда вечером Лёха зашёл к другу и увидел того с рукой на перевязи, он с восхищением присвистнул:

— Ну ты даёшь! Гипс как натуральный.

— Он и есть натуральный. Перелом в двух местах. Хорошо, что без смещения, — мрачно заметил Женька.

— Так ты что, в самом деле руку сломал? — удивился Лёха.

Женька промолчал, понуро опустив голову. Слова были излишни.

На следующий день Женька явился в школу в гипсе. Его перелом тотчас стал новостью дня. Девчонки обступили несостоявшегося чемпиона.

— И как же ты теперь? — всплеснула руками Майка.

Женька пожал плечами.

— Как, как! Соревнования отменяются.

— Очень расстроился? — участливо поинтересовалась Ленка Синицына.

— А ты как думала? — уклончиво ответил он.

— Ничего, это не последнее соревнование. Снимут гипс, и опять будешь играть, — успокоила его Ленка.

Женька помолчал, а потом тяжело вздохнул:

— Нет, я с теннисом завязал. — Он многозначительно кивнул на сломанную руку и добавил: — Большой спорт калечит людей.

История получалась неутешительная. Лёха переминался у доски. Очевидно, сказать ему было нечего.

— Я учил, — обречённо промямлил он, глядя в пол.

Он уже предвидел, какую взбучку задаст отец за очередную «двойку», а тут ещё учительница, вместо того, чтобы просто поставить «двояк» и отпустить его с миром, измывается.

— Замечательно! — воскликнула она, сияя улыбкой, как на рекламе «Блендамеда».

Лёха знал наизусть, что последует дальше: «А теперь поделись тем, что ты выучил». Он уже приготовился безропотно выносить глумление над своей личностью, как вдруг Василиса Тихоновна сказала нечто совсем неожиданное:

— Всегда бы так, Потапов! «Пятёрка».

Лёха подумал, что ослышался. Впрочем, в этом он был не одинок. Весь класс замер и в немом удивлении уставился на учительницу. Но тут у Лёхи начались ещё и зрительные галлюцинации. Он собственными глазами увидел, как Василиса Тихоновна вывела в журнале напротив его фамилии жирную «пятёрку».

— Что же ты стоишь? Неси дневник, — велела она.

Лёха остолбенел. Он до боли ущипнул себя, чтобы удостовериться, что не спит, но даже после этого поверить в реальность происходящего было трудно. Словно в трансе, он принёс дневник и вернулся на своё место.

— Ничего себе! За что Потапову «пятёрка»? — выкрикнула со своего места Майка.

«Вот тут-то я и проснусь», — подумал Лёха. Ан нет, безумие продолжалось.

— Как за что? Он же учил, — вступилась за него Василиса Тихоновна.

— Может, я тоже учила, — недовольно буркнула себе под нос Майка. Вот вредина! Никогда не может порадоваться чужому счастью. Но историчка быстро поставила её на место:

— Ты хочешь пойти к доске?

Майка поняла, что перегнула палку, и пошла на попятную:

— Нет, я просто так сказала.

— Очень жаль. В таком случае выше «четвёрки» ты не заслужила. Давай дневничок, — произнесла Василиса Тихоновна.

Ошеломлённые шестиклассники во все глаза смотрели на учительницу. С той явно творилось что-то неладное.

— Или влюбилась, или сошла с ума, — шёпотом сказала Синицына.

— Какое «влюбилась»! Ей же уже за тридцать, — возразил её сосед по парте Петухов.

Василиса Тихоновна будто не замечала замешательства класса. Она одарила всех улыбкой и спросила:

— Ну что, есть добровольцы?

В классе воцарилась такая тишина: моль услышишь, если бы ей вздумалось хлопать здесь крыльями.

— А, была не была, — решил двоечник Шмыгунов и робко поднял руку.

— Шмыгунов? Прекрасно, — обрадовалась Василиса Тихоновна.

От её жизнерадостности и от собственной смелости у Шмыгунова спазмом свело желудок. Он уже хотел сделать вид, что поднял руку просто так, чтобы почесать за ухом, но учительница уже начала его пытать:

— Скажи-ка тему сегодняшнего урока.

Шмыгунов по привычке обвёл класс взглядом в надежде на подсказку, но тут увидел надпись на доске, и его осенило.

— Отмена крепостного права? — то ли ответил, то ли спросил он, но историчку не смутила его неуверенность. Она радостно воскликнула:

— Прекрасно! Восхитительно! «Пятёрка»!

— Точно сошла с ума, — шёпотом прокомментировал Петухов.

Не успел ошарашенный Шмыгунов вернуться на своё место, как над классом взметнулся лес рук. Такого количества страждущих пойти к доске школа ещё не видела. Но, к несчастью, прозвенел звонок.

Настроение у Василисы Тихоновны было прекрасное, как и подобало в такой чудный, весенний день.

Вернувшись в учительскую, она достала мобильный телефон и набрала знакомый номер.

— Спасибо за ручку, которую ты мне подарил к сегодняшнему празднику.

— Понравилась? — поинтересовался мужской голос в трубке.

— Не то слово! Она мне очень пригодилась.

Василиса Тихоновна взяла в руки открытку, на которой было аккуратно выведено: «Поздравляю с первым апреля!». Надпись побледнела, а потом исчезла без следа.