Александр Батров - Утренний Конь

Домой Глеб возвращался пешком, шел через весь город, позабыв о часах деда Василия. И неожиданно, уже на Привокзальной площади, он услышал их гулкое биение. Он остановился. Открыл крышку часов и чуть не вскрикнул от радости.

На внутренней стороне крышки рукой деда был выгравирован парусник — барк «Жемчужный».

Пока черепаха ползла к тарелке с зелеными стрелами лука, она раз десять останавливалась, испуганно оглядываясь по сторонам, так, словно весь мир со страшной враждебностью подстерегал ее.

Это всегда веселило Тимку. Ползущая к тарелке со своей любимой едой, она была похожа на дворничиху Петровну, грузную добродушную старуху, которой всюду мерещились жулики. Но сегодня Тимка даже не взглянул на черепаху. Одевшись, он осторожно прошел мимо старшей сестры Ларисы, спящей на диване возле открытого окна, и направился к морю. А море было близко, всего в каких-нибудь тридцати шагах от дома. Там, на песке у самой воды, сидели его друзья — Костя, Пашка и Вика.

Увидев Тимку, Костя поднялся и сказал:

— А Корольков не сдается…

Тимка не ответил. Он зло поглядел на соседний дом, выстроенный из какого-то странного кирпича. Оттуда донесся звук отпираемого засова, и на улицу вышел человек в чесучовом костюме, ведя на поводке мохнатую крымскую овчарку.

— Сам Корольков-старший со своей собакой Баскервилей! — насмешливо произнесла Вика.

Ребята не любили Королькова. Дело в том, что участок земли, на котором они решили построить шлюпочную мастерскую, Корольков объявил своей территорией.

— Всю рожу расквашу тому, кто возьмет в руки лопату! — еще только вчера пригрозил он мальчикам.

— Жулик! — убежденно сказал Тимка.

— И Федька весь в папочку! — добавил Пашка.

— Корольковых бояться — лучше не жить на свете! — Тимка вызывающе поглядел на кирпичное здание, предложил: — Давайте вечером начнем выравнивать площадку!

— А вдруг будет драться? — забеспокоилась Вика.

— Нас много! — сказал Костя и решительно сжал кулаки.

Ребята разошлись, похожие на шумливых, собирающихся в полет стрижей.

После завтрака Тимка помог Ларисе вынести во двор лохань с бельем к водоразборной колонке. Помощи от него пока не требовалось, и он вышел за ворота.

Небо Пересыпи с белой грядой облаков над заводскими трубами и мачтами кораблей полнилось тихими ветерками. Гостеприимно, как открываются морякам гавани, перед Тимкой открылись августовские, цвета пчелиных сот, дали. На душе было радостно и легко. И вдруг Тимка нахмурился. Он увидел у ворот Королькова свои любимые цветы, несколько светло-сиреневых бессмертников. Было обидно, что в такое светлое утро они распустились у ненавистного дома. Тимка подошел к ним, наклонился и, вырвав с корнем, бросил на дорогу. Пусть цветы не радуют взгляда Королькова…

— Эй, Тимофей, иди помогай! — раздался в это время голос сестры.

Помогая сестре выкручивать белье, он думал о площадке, разделявшей их дом с домом Королькова, заросшей татарником, полынью и еще какой-то рыжей ползучкой. Зачем Королькову эта площадка? Ведь их шлюпочная мастерская не игра, а дело! «Ребята, овладевайте ремеслами, мне нужны золотые руки!» — сказала страна. Золотые руки? У Федьки Королькова ведь тоже золотые руки. Он может все делать — ремонтировать часы, исправлять выключатели и даже плести из камыша модные дамские сумки, которые носит на барахолку. Тут Тимка с такой силой принялся выкручивать белье, что чуть не разорвал пополам отцовскую тельняшку.

— Побереги силу, — строго заметила Лариса. — Ты о чем думаешь?

— О Федьке. Говорят, руки у него золотые…

— Ну и что же? — подоткнув мокрый подол юбки, спросила Лариса.

И Тимка сказал:

— Золотые руки — это те, что на заводах, на сейнерах, в доке. Для общего дела. А Федька на свой карман. Не золотые, а жадные у него руки!

— Да плюнь ты на него, не думай! Будет у вас шлюпочная мастерская! Вчера сказал мне об этом матрос Кармий. Он в горсовет собирается.

— Правда, Лариса? — В Тимке все запело.

— Побей гром, правда! — мальчишеским голосом произнесла Лариса.

Тимка посмотрел на сестру, на ее босые ноги и рассмеялся. Ну какая она, Ларка, студентка? Совсем девчонка!

А Лариса, маленькая, стройная, с раскосыми глазами, в свою очередь улыбнулась.

Тимка вернулся домой. Увидев выглядывающие из-под кровати стоптанные соломенные туфли сестры, подумал: «А что, если купить новые? Вот обрадуется Ларка!»

Тимка достал из ящика кухонного стола деньги, положил в карман и, прежде чем выйти на улицу, поглядел на себя в зеркало.

— Ну и рожа! — сказал он мальчику в зеркале. — Некрасивая. Круглая. И нос кривой. Вот Ларке повезло. Настоящая красавица.

Тимка был прав. Красотой он не отличался. Все дело портили скулы. Зато он был крепко сбит, смугл, а когда улыбался, то всем почему-то хотелось потрепать его мягкие каштановые волосы.

В пути погода изменилась. С востока плотной стеной подошли к городу тучи. Запахло терпкой хмельной свежестью, вдалеке блеснула белая молния, и городские деревья дружно, нетерпеливо зашумели пыльной листвой.

Но Тимка не спешил. Летний дождь — не помеха, да вот и рынок, Привоз, которым гордятся одесситы. Не останавливаясь, Тимка прошел мимо ящиков с помидорами, яблоками и айвой. Зато в рыбном ряду он намеренно задержался. Но сегодняшние чирусы, ставриды и длинные серебряные сарганы, потерявшие к полудню свою упругую прохладу морской глубины, не вызвали Тимкиного одобрения. Рыбу надо покупать чуть свет, когда, разбрызгивая радужные блестки, она шумно бьется в рыбацкой корзине…

Подойдя к охотничьему магазину, за которым начинался ряд кустарных изделий, Тимка удивленно остановился. Он увидел сына Королькова, Федьку. Тот держал в руках чайку с перевязанными шпагатом лапами. Чайка была совсем молодая, почти чаеныш, с острыми, длинными крыльями.

— Где ты достал ее? — надвинувшись на Федьку, спросил Тимка.

В ответ Федька вытянул губы и насмешливо пропел:

— А тебе-то какое дело?

— Морскую птицу трогать не полагается.

— Такого закона нет!

Мальчики замолчали. Сбычившись, они стояли друг против друга. Оба одного роста, оба с гулко бьющимися сердцами.

Тимкины глаза глядели на противника не мигая, готовые к решительной схватке.

Глаза Федьки бегали по сторонам, настороженные, колючие.

— Ты чего ко мне привязался? — буркнул он и, не выдержав Тимкиного взгляда, отошел в сторону.

— Отпусти чайку!

— Если ты такой добрый, купи ее.

— Купить? — Тимка с трудом сдержал желание дать Федьке затрещину. — Сколько же ты хочешь за нее?