Дж. Воллис - Невозможная загадка [litres]

Когда коптильня осталась далеко позади и ни один гоблин не преследовал его, Джонс остановился. Он устал. Порез на шее болел. От съеденной еды мутило, он нагнулся, и его стошнило.

Скакка тихо заскулил. Он держался на расстоянии и всё оглядывался туда, откуда они пришли. Когда он снова заскулил, на этот раз громче, Джонс понял, о чём он думает.

– Мы вернёмся и найдём её, – сказал он. – Но сначала займёмся тобой.

Кровавая рана на боку пса покрылась толстой коркой, чёрная шерсть стала жёсткой и колючей, но сама рана, видимо, была довольно глубокой – до кости. Заметив кровь, блестевшую на земле, Джонс забеспокоился, что другие жители леса пойдут по следу.

Он опустился на колени и подозвал скакку. Тот уставился на него, такой большой и неуклюжий, и его красные глаза оставались совершенно непроницаемы. Джонс подвинулся чуть ближе и тихо заговорил:

– Знаю, я тебе не хозяин, это Руби вывела тебя из яйца, и кормила тебя, и учила тебя, но в другой жизни на её месте был бы я. Хочешь знать почему? Потому что это я тебя нашёл. Мы с Мэйтландом были на кладбище в Йоркшире. Вот откуда ты родом. – Теперь он был так близко от скакки, что мог дотронуться до его головы. – Мы много месяцев искали такого пса, как ты. Мэйтланд сказал, что обученный скакка поможет нам в Пустынных землях, и заниматься с ним пришлось бы мне. Мы искали тебя в ночь кровавой луны. И именно я нашёл и выкопал яйцо. – Когда Джонс протянул руку, чтобы убрать шерсть и осмотреть рану, скакка зарычал и оскалился.

– Я тебя не обижу.

Скакка не спускал глаз с протянутой руки. Тогда Джонс поднёс руку ближе.

– Я только хочу помочь тебе.

Скакка снова зарычал, на этот раз громче, и при виде острых зубов Джонс убрал руку.

Он достал из кармана небольшой тюбик с коричневой мазью и чёрной крышкой. Мазь по цвету напоминала патоку; Джонс выдавил немного на палец и дал скакке понюхать, затем натёр свой порез на шее. Мазь зашипела и вспенилась, Джонс почувствовал покалывание, и края раны затянулись. Мазь имела и обезболивающее действие, так что вскоре уже ничего не болело; Джонс осмотрел рану в зеркальце, которое носил в кармане, и увидел, что она зажила, осталось только небольшое покраснение.

– Видишь? – сказал он, показывая на шею. – Это целебная мазь, и тебе она тоже поможет, – он выдавил ещё мази. – Тут особые травы, смешанные с мёдом. Если хочешь, можешь даже съесть, она исцелит тебя изнутри. – Джонс поднёс мазь к носу скакки, но тот только чихнул. – Она вылечит тебя, как меня. Тебе станет лучше.

Он показал на свою шею, и по глазам пса ему показалось, что он его понимает. Джонс наклонился вперёд и приложил руку к ране пса, чтобы мазь проникла внутрь. Скакка дёрнулся, но не ушёл, и Джонс подождал, чтобы подействовало обезболивание. Затем медленно он стал втирать мазь круговыми движениями. Когда мазь впиталась и скакка успокоился, он нанёс ещё немного. Пару раз скакка пытался облизать рану, но Джонс был настороже.

– Оставь мазь в покое, – сказал он, удерживая голову пса. Он понял, что рана затянулась, когда скакка тряхнул головой и принялся кататься по земле. У мази был побочный эффект – от неё всё чесалось, и Джонс тоже тёр шею. Когда скакка закончил, он встал, хорошенько встряхнулся и подошёл к Джонсу. Он от всей души лизнул мальчика в лицо.

– Отстань, – сказал Джонс, вытираясь рукавом. – Ну хватит, – заворчал он, когда пёс вознамерился лизнуть его ещё раз. А потом Джонс ухватил пса за шею и на минуту зарылся лицом в его шерсть, радуясь, что он не один.

– Мы обязательно разыщем Руби, – сказал он. – Мы спасём её. Пойдём по следам крови, которые ты оставил, обратно к коптильне. Если её забрал гробблер, то ведьма знает, где они, а если Руби у неё, как Олив, и это нам подойдёт.

Он решительно зашагал обратно, а скакка гавкнул, затем нагнал его и пошёл рядом. Хорошо, что у него такой попутчик. Но дурное предчувствие о том, что они обнаружат, когда вернутся в коптильню, не давало ему покоя. Глубоко в душе Джонс понимал, что у него есть только голова на плечах и рогатка, больше ничего, и он боялся, что этого недостаточно.

Гробблер был недоволен. Из своего укрытия Руби наблюдала, как он остановился в глубине пещеры – очевидно, она была его домом – и стал рыться в кармане фартука. Сначала он вытащил тело энта-попрыгуна и швырнул его на пол; он решил, что теперь-то девчонка у него в руках. Улыбка предвкушения исчезла с его морды, гробблер помрачнел и впал в такую ярость, что разодрал карман, ощупал всю окровавленную внутреннюю часть и в бешенстве зарычал.

Подхватив тяжеленный камень, он швырнул его об стену, будто капризный ребёнок, и затопал в глубь пещеры с таким грохотом, что булыжники задрожали и посыпались на пол.

Руби оценила ситуацию: выбраться из пещеры будет нелегко. Гробблер опустошил свой мешок, прежде чем искать её, и теперь гоблины шастали повсюду, хлопоча по хозяйству. Одни убирали мясо из коптильни, фрукты с овощами, которые собрали на грядках. Другие принялись готовить, бросая ингредиенты в кипящий котёл, а остальные подметали и убирались.

Пещеру освещали гигантские костры, разложенные по полу, каждый был огорожен кольцом потемневших камней. Большие, мерцающие факелы были воткнуты в разломы на стене, отбрасывая танцующие тени по всей пещере. Руби глядела, как вьётся пламя, ощущала его тепло, но не только – её затылка коснулся сквозняк. Расщелина, в которой она пряталась, закручивалась, как штопор, и уходила в глубь стены, изгибаясь, так что видно было не дальше нескольких метров. Она решила исследовать расщелину в надежде, что найдёт другой выход.

Чем дальше она ползла – осторожно, заглядывая за угол каждый раз, когда дорога поворачивала, – тем темнее становилось вокруг, и приходилось ждать, когда глаза привыкнут к полумраку. Сквозняк время от времени освежал ей лицо, давая надежду, что выход всё-таки есть, и надежда окрепла, когда она увидела голубое свечение впереди.

Но это был не дневной свет.

Руби очутилась в небольшой пещере и увидела целую гору полупрозрачных камней, наваленных друг на друга, будто гигантские мраморные шарики, и каждый светился изнутри ледяным сиянием. В их голубоватом свечении она разглядела, что пещера представляет собой некое подобие хранилища, с множеством ящиков и мешков, набитых до отказа – но чем? В углу валялся череп, нижняя челюсть отсутствовала. Руби заметила красную бархатную куртку, выцветшую и ободранную, она висела на колышке возле клетки, и когда она взглянула на чёрную подкладку, то обнаружила этикетку, которую ожидала найти, хоть и надеялась на обратное: «Дешам и сыновья».

Шум раздался в тоннеле позади неё, и Руби схватилась за револьвер, но она понимала, что пора уходить. Звук выстрела только навлечёт беду.