Ксения Сергеева - Пустогрань [litres]

Василий Петрович снова покачал головой, нахмурился, поковырялся в карманах халата, так ничего и не нашел и отправился на кухню ставить чайник: сейчас от обеих все равно ничего не добьешься. Наверное, стоит пригласить Зину, она умеет с такими вещами работать…

В наше время без визитки никак не обойтись. Открываешь форточку, вбрасываешь визиточку и спи-отдыхай, звоночка жди. Правда, секретаря найти сложно, но ничего невозможного нет, когда покрестила чуть не каждую кикиморову дочку. Секретарь ответит, свидание назначит, на линии судьбы зафиксирует, в расписание на годовых кольцах внесет. Звонков поступает много: то сглаз, то пропажа, то приворот, то порча, то предсказания. Наливаешь чай, распахиваешь окно, оборачиваешься приветливо – глядишь, и хватит за квартирку-то заплатить. Ох и не просто нынче с жильем! Вот ведь раньше-то как было: выстроила избушку, частокол поставила и горя не знаешь, только всех добрых молодцев в округе, а теперь – то лесхоз, то горняки, то экологи, то землемеры! В диком лесу о дичи и не слыхивали! А в городе все по-другому: хочешь жить среди людей, живи по-людски. Вот и визитки печатать приходится, и клиентов зазывать, и пла-ни-ро-ва-ни-е вести ежеквартальное. Хорошо хоть травки можно на подоконнике выращивать, без травок-то чай не такой вкусный, не такой полезный, душу не согреет, язык не развяжет… «Расскажи мне, бабушка…» Да какая ж я вам бабушка, ухвата на вас нет, глупыши! Только и знай, что весь день Зло отгоняй, а Зло-то ведь тоже жизни желает, тянется к ней, бедолажное… Ох и сложно всю-то жизнь на Перекрестке жить, все снуют и снуют туда-сюда души сотнями, а сахарок-то кто покупать будет?

Маричка никак не могла собраться с мыслями, испуг накатывал волнами. Странно, что она не чувствовала такого ужаса, когда стояла на сцене, но стоило ее покинуть, паника просто ошалела. Маричка вспоминала оскал, чудовищные руки, маленькие злые глазки – и содрогалась. Как она вообще могла с ним разговаривать? Как страшно, как страшно! Что это?

Маричка пришла в себя, когда почувствовала в руках горячую чашку с ароматным чаем. Тут же привиделось, что она в густом лесу, теплый мох согревает босые ноги, пахнет багульником и брусничным вареньем, за спиной рюкзак с чуть поплывшими бутербродами, плечи распрямляются, из-за могучих стволов поглядывают любопытные большеглазые олени, которых хочется приманить… Она пила чай, и с каждым глотком спокойствие и тишина укутывали ее. Наконец страх отступил, и Маричка решилась открыть глаза. На нее внимательно смотрела незнакомая старушка, круглолицая такая, в веселенькой голубой косынке и темно-синей шерстяной кофте. Натруженные руки с выступающими венами сложились на коленях так, словно держали полную горсть спелой малины. Старушка улыбалась и взглядом призывала еще разок глотнуть чудесного чая. Маричка ни секунды не сомневалась, что напиток заваривала именно она.

– Спасибо. – Озноб отступил, Маричка смогла немного расслабиться и оглядеться.

В комнате были только они с бабушкой да Муськой, счастливо лакающей молоко из миски. Маричка открыла было рот, но старушка перебила ее:

– Мусенька у нас больше кошка, чем человек, ей чаем не поможешь. Вот уж не думала, что скажу это. Ну что ты так смотришь? Ты же встречалась с нашей кошкой в человеческом обличье, разве не так? Она и не скрывалась особо от тебя… Прямо так и представилась, как есть, Муськой. Она не хочет, чтобы каждый знал, особенно Настасья. – Старушка понимающе покачала головой, обменявшись с кошкой взглядами. – Правда, любит пройтись девчонкой по крыше, говорит, там красиво волосы развеваются, когда танцуешь…

Маричка переводила взгляд с кошки на бабульку и обратно. Оборотень? В конце концов, почему бы и нет, сегодня ей и инопланетянин встретился! Русалку бы еще… Или Дракона. Маричка хихикнула, а старушка все кивала:

– Кому это чашка горячего чая не может помочь, верно, голубушка? Ты пей, пей.

Маричка кивнула и снова глянула на старушку.

– А Василь вышел ненадолго, ему все кажется, что наш лифт мог пораниться от этого твоего приключеньица. Не очень-то приятно, когда тебя тянут, словно ты канат в летнем лагере, а пятый и восьмой отряд не ладят между собой, да? – Старушка подмигнула, расправила невидимые складки на фартуке. – Ну что, уже совсем полегчало поди?

Маричка попробовала встать.

– Сиди-сиди, я тебе еще чайку подолью. Зови меня баба Зина, все меня так величают, а кто не величает, тот ругает тоже так. – Неизвестно откуда в руках бабы Зины образовался чайник, пузатый и в яркий горох. – Натерпелась страху-то? Расскажи-ка мне, что случилось. Да смотри, внимательнее будь, ничего не упускай.

Маричка повиновалась, напиток-зелье развязывал язык; в те моменты, когда Маричка не могла подобрать слова, описания отлично складывались и были даже образными. Девочке казалось, что баба Зина получает удовольствие от повествования: та прикрыла глаза, откинулась на спинку стула и загадочно улыбалась, поглаживая колени.

– Ну надо же. – Баба Зина открыла глаза не сразу после завершения рассказа, а немного помедлила, пожевала губами тишину и запах чая. – И что ты об этом думаешь?

– Я не знаю… Кто-то хотел узнать, что я могла видеть. Может быть… – Маричка почесала подбородок, влажный от испарений горячего напитка, чай остывал подозрительно медленно. – Может быть, он так спрашивал, потому что сам не может видеть?

– А вот это ты не дурында! – Баба Зина хлопнула ладонями по коленям и рассмеялась. – Внимательная. Недаром Василь с тобой связался.

Маричка поймала острый взгляд зеленых глаз и замерла, старушка будто сканировала ее, никогда прежде на Маричку так пристально не смотрели, ничего не скроешь.

– Хорошо… Еще чайку? – Маричка отрицательно покачала головой, но на этот раз ее чашка наполнилась даже без помощи чайника, Маричка ойкнула, а баба Зина пощекотала спинку Муськи. – Я расскажу тебе кое-что об этом доме, а ты слушай так же внимательно, как умеешь смотреть.

Мы живем в известном вам мире уже очень давно. Вернее, это вы живете в нашем мире, но не подозреваете об этом. Живете и используете. Оглянись вокруг: только дома, дома, дома, машины и дороги, самолеты и поезда, офисы эти ваши… Люди вообще людьми быть перестали, они или водители, или пешеходы, или родители, или пенсионеры, или компьютерщики, или зубные врачи, или Валентины, или водолеи… Потому что не замечают мелочей. Любят обобщать, любят строить, любят большое и шумное. Мы затерялись, почти истерлись, поэтому нас и не видно. Кто обращает внимание на лифт, в котором едет, на странные цветы на балконе соседа, на стук застенных стрижей в батареях? Это же просто машины, окна и приспособления. Никто не обращает внимания на приспособления, хотя у каждого из них свой характер и своя цель… И у людей свои цели. Но и те – не любовь, не семья, не радость, а ЦЕЛИ. А мы – потустороннее, неизведанное, загадочное. Потому что никто не приглядывается. Нам уже дали собирательное имя, и больше можно не обращать внимания. Иногда, изредка, кто-то спотыкается и замечает нас. Либо тут же забывает, потому что у него цели, либо долго всматривается и начинает понимать.