Надежда Гарнык - Лисье время [litres]

– Ну конечно, я так сказала, – злилась мама. – Я же всё сдала! Я не знала, что дополнительно. Какие всё-таки люди! Бедная Алёна!

– Мама! Я Ляля! А Алёна плохая. Она глупая курица.

– Платье было первосортное, с горболысостью [23]. – Бабушка везде использовала терминологию окрасов пушнины. На самом деле атласное светло-платиновое платье переливалось то тёмным, то светлым.

– Не хочу, чтоб меня, как её, звали!

– Думала, ребёнка в хороший сад отдаю, чтобы девочке спокойно было, а тут… а ты…

– Ну что я-то, Зоя? Я всё делаю, что могу. Надо было, конечно, сдать на этот День учителя.

– А меня ты вообще в пятидневку засунула, – снова всхлипнула мама. – Как вспомню, так до сих пор не по себе. Подстригла по-уродски, привела в сад и бросила на всю неделю. Я думала, не выживу.

– Ну что ты, Зоя. И Светка ходила на пятидневку, и Галька.

Галька сразу всплыла перед глазами Ляли… Это была странная и страшная женщина, которая говорила с бабушкой на профессиональном языке скорняков, Ляля ничего почти не понимала, кроме того, что если мех полез, то уже ничего сделать нельзя, а вот оживить хорошими составами окрас можно.

– А Карповская не ходила! Была в обычном саду! – сказала мама.

– Ну что ты хочешь? Они Стеллу в сад не отдавали. А я тогда ночевала в зверосовхозе, я не могла тебя забирать из сада каждый день.

– Нет! Просто ты не смогла мне место выбить в обычном саду. Карповская, ветеринар, выбила для Стелки, а ты, звезда города, не могла. Тебе было наплевать на меня!

– Зоя! Давай не будем ворошить прошлое. Ты скажи: как быть теперь с этими праздниками? Как мне себя вести?

– Не знаю, – пожала плечами мама и закурила новую сигарету. – День учителя давно прошёл. На собрания я больше ходить не буду. Если попросят деньги, сдавай. Ничего не поделаешь.

– В конце концов, если уж на то пошло, ну не дали ей роль, не предупредили нас о костюме – ну и что? – тихо сказала бабушка.

– Ты как, Алёна, стерпишь такое нехорошее отношение? – уточнила мама строго.

– Стерплю, – сказала Ляля; она так сказала, лишь бы мама успокоилась и не ругала бабушку. – Только, мама, я – Ляля. Не хочу быть той Алёной.

– Хорошо, Лялечка, привыкаю. Иди в бабушкину комнату, посмотри, что я тебе привезла.

Ляля поспешила в комнату к бабушке, распаковала новую кассету, вставила её в магнитофон, не сразу, но справилась и с пультом и погрузилась в сказочный мир мультфильма. «Коты-аристократы»! Она узнала его по картинке на обложке кассеты. Этот мультик многие смотрели в их группе, много о нём рассказывали. Вот оно – новогоднее счастье!

Бабушка и мама отвели Лялю на новогоднюю ёлку при фабрике, потом в дом культуры, потом ещё в какой-то дом. В перерывах между ёлками мама водила Лялю по гостям. Они ходили к Лизе и её маме Светке, они ходили к Карповской, у той была совсем малюсенькая дочка, ходили они и в гости к Гальке. С Галькой мама разговаривала долго, Лялю же отправили играть в другую комнату, выставив перед ней огромные ящики с образцами меха. Ящики провоняли химией. «Это от моли, привыкнешь», – объяснила тётя Галя. И вскоре Ляля и впрямь принюхалась, стала доставать из ящика шкурки и… От такого богатства Ляля обезумела. Бабушка не держала дома мех вообще, только формалин в пузырьках и органы в бутылках, а на экскурсии на фабрику и в лабораторию бабушка ещё Лялю тогда не водила, только приняла такое решение. И получалось, что у Ляли в жизни случилось первое меховое изобилие! Такого разнообразия шкурок, фактур, пластин, душек, репок, грудцов и целых шкур Ляля не видела ещё никогда. Все шкуры тётя Галя называла «мученики». Когда они вошли к тёте Гале в грязную, прокуренную и странную квартиру, хозяйка сразу спросила у мамы:

– Зой! Мучеников девочке показать?

– Показывай!

«Мучеников» оказалось три коробки.

– А почему мученики?

– Потому что мех сдирают вместе с мездрой.

– А что такое мездра?

– Всё! Наслаждайся! – сказала мама.

– Да, играй, пока не отняли. Друзьям похвалишься, есть дорогие образцы, есть даже горностайчик.

– А бегают сейчас, Галь?

– Бегают, но мало. – Тётя Галя была похожа на Бабу-ягу, нечёсаная, с мешками под глазами, кашляющая и сипящая. – Можешь, Лялька, валяться на лисьих покрывалах.

– Откуда? – Мама кинулась в соседнюю комнату, огромная кровать была полностью застелена разноцветным мехом.

– Мать Карповской на приёмке – не знала? Из-под полы продаёт.

– Из-под полы – как в старые времена.

– В старые бы не получилось. Тогда охотники много получали.

– А теперь?

– Знаешь, – Галя уселась на покрывало, погладила его, – копейки им фабрика платит. Им выгоднее из-под полы, тем более если не первый сорт.

– Клейма есть?

– Нет, не попадаются. Наши живут до сих пор. Все этих лис знают, охотники их не отстреливают, вообще жалеют.

– И что? Ни одного клейма?

– Нет, – покачала головой тётя Галя, шея у неё была сухая, морщинистая, грудь впалая – не то что у мамы. Тётя Галя дальше говорила тихо, но Ляля слышала: – Всех клеймёных Татьяне Михайловне отдают. – Опять стала говорить нормально: – Да я бы на такое покрывало и не села, и не накрылась бы им. А так, смотри, – тётя Галя провела рукой по покрывалу, – ну точно без Канадца и Дуси не обошлось.

– Да уж, производители что надо. – Мама встала на колени и стала рассматривать покрывало по пластинам.

Ляле стало скучно, и она занялась своими коробками, своим богатством, меховым раем. Но она то и дело прибегала в соседнюю комнату и спрашивала:

– Тётя Галя! А это чей мех? А это? А зачем с шиншиллы мех-то сдирать, она ж маленькая.

– Ну с белки сдирают, с чего шиншиллу жалеть. – Тётя Галя, отвечая, раздвигала ладонью дым, она курила очень много, а на некрасивой синей пачке была нарисована карта.

– Гальк, ну не пугай ребёнка-то, – просила мама. – Можно без подробностей.

Праздники закончились, мама попрощалась с Лялей вечером, а уехала ночью.

– А солнышко повернулось? – спрашивала Ляля, лёжа в кровати.

– Ну надо же, – удивилась мама, – ты запомнила наш разговор! Да. Повернулось. Развернулось на лето.

– Но прячется?

– Прячется. Смотри: сегодня небо такое же, как тогда, когда я приехала.

Ночью Ляля проснулась – сигналила машина внизу.

В прихожей слышалось суетливое шуршание, копошение, застёгивание и расстёгивание молний и тихий разговор.

– Зоя! Не забудь, о чём я тебя попросила.

– Хорошо, мама.

– Скажешь, что два письма я написала, ни на одно не ответили. Это очень ценная, уникальная информация, почему такая невнимательность? Моё имя известно в научных кругах.

– Может, это из-за судимости?

– Какая судимость?! Зоя! О чём ты?! Меня же оправдали!

– Ну ты же знаешь, мама, какие люди. Пушной твой король весь город обчистил и живёт припеваючи, я его в Останкино видела, пригласили, видно, на передачу. Посмотрел на меня и типа не узнал.