А Богуш - Черепашки-ниндзя и Чародей Зеленого Острова

— Как по-вашему, стоит попробовать наш метод оживления?

Йоал казался озабоченным:

— Я расспрашивал всех, кто уже спускался сю­да в звездолете,— ответил он.— Что-то здесь не так. На этой планете не осталось живых существ, не осталось даже насекомых. Прежде чем начинать какую-либо колонизацию, мы должны выяснить, что здесь произошло.

Я помолчал. Подул слабый ветерок, зашелестел листвой в кронах рощицы неподалеку от них. Я взглянул на деревья. Йоал кивнул.

Да, растительность не пострадала, однако расте­ния, как правило, реагируют совсем иначе, чем активные формы жизни.

Нас прервали. Из приемника Йоала прозвучал голос:

— Примерно в центре города обнаружен музей. На его крыше — красный мая.

— Я пойду с вами, Йоал,— сказал я.— Там, воз­можно, сохранились скелеты животных и разумных существ на различных стадиях эволюции. Кстати, вы не ответили мне. Собираетесь ли вы оживлять эти существа?

— Я представлю вопрос на обсуждение сове­та,— медленно проговорил Йоал,— но, мне кажет­ся, ответ не вызывает сомнений. Мы обязаны знать причину этой катастрофы.— Он описал неопреде­ленный полукруг одним из своих щупалец и как бы про себя добавил: — Разумеется, действовать надо осторожно, начиная с самых ранних ступеней эво­люции. Отсутствие детских скелетов указывает, что эти существа, по-видимому, достигли индиви­дуального бессмертия.

Совет собрался для осмотра экспонатов. Я знал — это пустая формальность. Решение при­нято — мы будем оживлять. Помимо всего прочего, мы были заинтригованы. Вселенная безгранична, полеты сквозь космос долги и тоскливы, поэтому, спускаясь на неведомые планеты, мы всегда с вол­нением ожидали встречи с новыми формами жизни, которые можно увидеть своими глазами, изучить.

Музей походил на все музеи. Высокие сводчатые потолки, обширные залы. Пластмассовые фигуры странных зверей, множество предметов — их было слишком много, чтобы все осмотреть и понять за столь короткое время. Эволюция неведомой расы была представлена последовательными группами реликвий. Я вместе со всеми прошел по залам. Я облегченно вздохнул, когда они наконец добра­лись до ряда скелетов и мумий. Укрывшись за си­ловым экраном, наблюдал, как специалисты-био­логи извлекают мумию из каменного саркофага. Тело мумии было перебинтовано полосами материи в несколько слоев, но биологи не стали разворачи­вать истлевшую ткань. Раздвинув пелены, они, как обычно делалось в таких случаях, взяли пинцетом только обломок черепной коробки. Для оживления годится любая часть скелета, однако лучшие ре­зультаты, наиболее совершенную реконструкцию дают некоторые участки черепа.

Главный биолог Хамар объяснил, почему они вы­брали именно эту мумию:

— Для сохранения тела они применили хими­ческие вещества, которые свидетельствуют о зача­точном состоянии химии. Резьба же на саркофаге говорит о примитивной цивилизации, незнакомой с машинами. На этой стадии потенциальные возмож­ности нервной системы вряд ли были особенно раз­витыми. Наши специалисты по языкам проанали­зировали записи говорящих машин, установленных во всех разделах музея, и, хотя языков оказалось очень много — здесь есть запись разговорной речи даже той эпохи, когда это существо жило,— они без труда расшифровали все понятия. Сейчас универ­сальный переводчик настроен ими так, что переве­дет любой наш вопрос на язык оживленного существа. То же самое, разумеется, и с обратным переводом. Но, простите, я вижу, первое тело уже подготовлено!

Я вместе с остальными членами совета присталь­но следил за биологами: те закрепили зажимами крышку воскресителя и процесс пластического восстановления начался. Я почувствовал, как все внутри него напряглось. Он знал, что сейчас прои­зойдет. Знал наверняка. Пройдет несколько минут, и древний обитатель этой планеты поднимется из воскресителя и встанет перед ними лицом к лицу. Научный метод воскрешения прост и безотказен.

Жизнь возникает из тьмы бесконечно малых ве­личин, на грани, где все начинается и все кончает­ся, на грани жизни и не жизни, в той сумеречной области, где вибрирующая материя легко перехо­дит из старого состояния в новое, из органической в неорганическую и обратно.

Электроны не бывают живыми или неживыми, атомы ничего не знают об одушевлении или неоду­шевленности. Но когда атомы соединяются в моле­кулы, на этой стадии достаточно одного шага, ни­чтожно малого шага к жизни, если только жизни суждено зародиться. Один шаг, а за ним темнота. Или жизнь.

Камень или живая клетка. Крупица золота или травинка. Морской песок или столь же бесчислен­ные крохотные живые существа, населяющие без­донные глубины рыбьего царства. Разница между ними возникает в сумеречной области зарождения материи. Там каждая живая клетка обретает прису­щую ей форму. Если у краба оторвать ногу, вместо нее вырастет такая же новая. Червь вытягивается и вскоре разделяется на двух червей, на две одина­ковые желудочные системы, такие же прожорли­вые, совершенные и ничуть не поврежденные этим разделением. Каждая клетка может превратиться в целое существо. Каждая клетка «помнит» это целое в таких мельчайших и сложных подробностях, что для их описания просто не хватит сил.

Но вот что парадоксально — нельзя считать па­мять органической! Обыкновенный восковой валик запоминает звуки. Магнитная лента легко воспроизводит голоса, умолкшие столетия назад. Па­мять — это филологический отпечаток, следы, оставленные на материи, изменившие строение мо­лекул; и, если ее пробудить, молекулы воспроизве­дут те же образы в том же ритме.

Квадрильоны и квинтильоны пробужденных об­разов-форм устремились из черепа мумии в воскре­ситель. Память, как всегда, не подвела.

Ресницы воскрешенного дрогнули, и он открыл глаза.

— Значит, это правда,— сказал он громко, и ма­шина сразу же перевела его слова на наш язык.— Значит, смерть — только переход в иной мир. Но где же все мои приближенные?

Последнюю фразу он произнес растерянным, жа­лобным тоном.

Воскресший сел, потом выбрался из аппарата, крышка которого автоматически поднялась, когда он ожил. Увидев нас, он задрожал, но это длилось какой-то миг. Воскрешенный был горд и обладал своеобразным высокомерным мужеством, которое сейчас ему пригодилось. Неохотно опустился он на колени, простерся ниц, но тут сомнения одоле­ли его.

— Вы боги? — спросил он и снова встал.— Что за уроды! Я не поклоняюсь неведомым демонам.

— Убейте его! — сказал капитан Горсид.

Двуногое чудовище судорожно дернулось и рас­таяло в пламени лучевого ружья.

Второй воскрешенный поднялся, дрожа и блед­нея от ужаса.

— Господи, боже мой, чтобы я еще когда-нибудь прикоснулся к проклятому зелью! Подумать толь­ко, допился до розовых слонов...